Александр Маккол-Смит - Друзья, любовники, шоколад

– Грейс, – не отступала она. – Мне не хотелось говорить это открытым текстом, но вы меня вынуждаете. Я уверена, что почтенная мадам-медиум вознамерилась наложить лапу на этого человека. Она просто пожирает его глазами. Теперь представьте: вы медиум и видите, что человек, которого вам смертельно хочется завоевать, что-то уж слишком подружился с другой женщиной. Что вы сделаете? Неожиданно обнаружите, что покойная жена взывает к нему с того света, чтобы предупредить об опасности этих отношений. Веря, что предостережение действительно исходит от жены, он отнесется к нему серьезно. А значит, всему конец… Простите, мне неприятно говорить так жестко, но… конец вашим надеждам на союз с ним.

Пока Изабелла говорила, Грейс глядела на нее не мигая. Теперь она снова подхватила и завертела в руках карандаш. Потом вдруг рассмеялась.

– А что, если его жена права? Что, если я и правда принесу ему вред? Что тогда?

Изабелла была сбита с толку. Ее умозаключения, в правильности которых она совершенно не сомневалась, опирались на уверенность, что дама-медиум выдумала послание от жены. Допустить иное она не могла. Но Грейс, верящая в подлинность посланий из потустороннего мира, должна, конечно, сделать другие выводы.

– Тогда вам, разумеется, надо держаться подальше друг от друга.

– Именно так я и собираюсь поступить, – ответила Грейс.

Изабелла пришла в полное недоумение. Обычно женщины не уступают приглянувшегося мужчину, не попытавшись даже побороться за него. Но, судя по всему, Грейс собиралась собственноручно отдать победу духовидице.

– Не понимаю, почему вы так легко сдаетесь, – задумчиво протянула она. – Ведь эта женщина использовала дешевый трюк, а вы ей это спускаете.

– Ну а я вижу все иначе, – отрезала Грейс. – И кончим на этом. – Она глянула на часы и пошла прочь.

Разговор был действительно завершен. – Меня ждет работа, – объявила Грейс. – А вас? Все уже сделано для журнала?

– Этого никогда не бывает, – ответила Изабелла, вставая. – Моя работа – Сизифов труд. Как только камень поднят на вершину, он снова катится под гору.

– Такова любая работа, – откликнулась Грейс. – Я мою и чищу, но все снова пачкается. Вы публикуете пачку статей, а почта приносит следующую. Даже и королеве не легче. Она торжественно открывает мост, а они тут же строят новый. Она подписывает закон, а у них уже разработан еще один. – Грейс тяжело вздохнула, словно почувствовав тягость монаршего положения.

– Труд – наш удел, – подвела черту Изабелла. Грейс, подбирая упавший на пол листок бумаги, кивнув, добавила:

– Да, но в Библии сказано: Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся…

– …Ни прядут, – продолжила Изабелла.

– Верно, – заметила Грейс и завершила цитату: – Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них.

– Соломон, – задумчиво повторила Изабелла. – Как, по-вашему, был он одет во всей славе? Шитые золотом одежды и все такое прочее?

Грейс посмотрела на листок бумаги, поднятый ею с пола. Это была страница, выпавшая из рукописи, – что-то про грусть и потери. Ей уже не попасть на свое место, подумала Грейс, и положила исписанный лист на стол.

– Думаю, так, – рассудила она. – Тяжелые одежды, обильно вышитые золотом. Чересчур теплые и тяжелые для тех краев. Ужасно неудобные. А посмотрите на портреты Марии Стюарт! Наверняка ей было тяжело и жарко в таких платьях. И ведь даже дезодорантов еще не существовало.

– Другого тогда не знали, так что, наверное, не замечали неудобств. – Изабелла замолчала, припоминая поездку в Россию на закате коммунистической эры, когда в тамошних магазинах не было ничего, кроме гулкого эха пустоты. В час пик ей довелось ехать в московском метро, и нехватка мыла, а также отсутствие дезодорантов били в нос основательно. Но замечали ли это русские?

– В Келсо около дома моего дяди жил очень старый старик, – проговорила Грейс. – Я видела его еще девочкой, когда приезжала гостить к дяде с тетей. Вечно сидел на пороге и смотрел в поля. Говорили, что ему стукнуло девяносто восемь и он не мылся уже двадцать лет – с тех пор, как у него лопнули трубы для горячей воды. Он говорил, что именно потому так долго и живет.

– Глупости, – парировала Изабелла, но тут же подумала: а почему, собственно, глупости? Все знают о существовании полезных бактерий. Колонии мельчайших организмов живут у нас на коже в полной гармонии с хозяйским организмом и вечной готовности отразить натиск истинных врагов – вредных бактерий. Принимая душ или ванну, мы наносим урон их рядам, смываем их города, уничтожаем целые династии, разрушаем культуру. Представив себе все это, она сказала: – А может быть, и не глупости.

Но Грейс уже вышла из комнаты. Когда Томазо наконец дозвонился, выяснилось, что он хочет пригласить Изабеллу поужинать. Просит прощения, что говорит об этом так поздно – не удалось связаться с ней пораньше, – но, может быть, она свободна сегодня вечером? У одной из подруг Изабеллы было железное правило: не принимать никаких приглашений на сегодня, чтобы не вызвать подозрения, будто ее ежедневник пуст. Глупая гордость, лишавшая ее удовольствий. Изабелла не страдала подобными предрассудками и согласилась без всяких уверток.

Место выбрал Томазо. Это был рыбный ресторанчик в районе Лита, городского порта, и помещался он в доме из дикого камня, служившем в былые, патриархальные дни жилищем рыбака и выходившем окнами на мощенную булыжником улочку и гавань, куда причаливали суда. Дощатый пол, клетчатые хлопчатобумажные скатерти и черная грифельная доска, на которой цветными мелками писали название подающегося сегодня фирменного блюда, придавали этому ресторану сходство с французским бистро. Оглядев помещение, Томазо сконфуженно взглянул на Изабеллу.

– Это была рекомендация отеля, – сказал он, понизив голос. – Надеюсь, кормят здесь неплохо. – Говоря это, он наклонился к Изабелле, и она уловила аромат одеколона – аромат сочной дорогой парфюмерии, ассоциирующийся у нее с гладкими сладко-пахучими страницами глянцевого журнала.

Судя по всему, он привык к более шикарным ресторанам, лучше гармонирующим с его элегантностью, сшитым на заказ костюмом, дорогими туфлями с изящными пряжками.

– Еда будет отличной. Ресторан пользуется известностью, – успокоила она.

Ее слова убедили Томазо, и он почувствовал себя непринужденнее. Оглядевшись еще раз, заметил:

– В чужих местах трудно ориентироваться. Будь мы в Болонье или даже в Милане, я знал бы, куда повести вас. Но за границей так легко попасть впросак.

– По-моему, вы не из тех, кто может попасть впросак, – произнесла Изабелла и тут же пожалела о своих словах. Томазо посмотрел на нее удивленно: