Елена Ткач - Танец в ритме дождя

Подойдя к дому, Ольга привычным движением повернула ключ в замке и неслышной кошачьей походкой прошла по коридору в спальню. На стоянке она заметила «мерседес» Клауса, а в прихожей – его легкий плащ.

Ольга решила кинуться на него сзади, как пантера, – вот напугается! Она обожала подобные «сюрпризы»…

Благодаря этим ее намерениям и легчайшей, крадущейся походке Клаус Веренц не услышал ее приближения. Он разговаривал по телефону. Более того, записывал разговор на кассету, вмонтированную в корпус автоответчика. И от того, что Ольга услышала, мир вдруг перевернулся. Она поняла, что пригрелась на груди чудовища. В Клаусе Веренце – в этом аккуратном, подтянутом господине – жил дракон! Тот самый дракон, о котором Веренц так часто рассказывал ей…

Разговор был недолгим, и, пока он длился, Ольга так и стояла в дверях, прислонившись спиной к косяку и стискивая дрожащими пальцами свой сверток с бесценным живым подарком… Она впитывала каждое слово. И запоминала… Старалась запомнить. Потому что дракон угрожал самым близким ей людям, ее друзьям – Берте и Вальтеру. Он шантажировал их. И взамен что-то требовал – что-то такое, чего они дать ему не могли… Начала этого страшного разговора Ольга не слышала и потому не поняла, о чем именно идет речь… Но суть от нее не укрылась – Веренц грозил Бергам тюрьмой! И если они не согласятся на его условия, их ждет позор и бесчестие…

Закончив разговор и положив трубку, он с минуту стоял неподвижно, видимо обдумывая ситуацию, а потом медленно повернулся. И по тому, как он взглянул на нее, Ольга поняла, что он слышал-таки ее шаги… Он знал, что она здесь. В его глазах, сделавшихся непроницаемыми и стальными, не было ни капли удивления. Он улыбался ей. Улыбался, глядя в ее глаза, расширенные от ужаса. И эта его улыбка была страшнее удара хлыста!

– Ну вот, дорогая, ты теперь все знаешь… Вернее, не все, но многое. Не волнуйся, я посвящу тебя во все детали моего дела. Я не хочу, чтобы ты оставалась в неведении… И знай, мы теперь заодно. Как бы ты ни поступила в дальнейшем, в любом случае ты – мой сообщник. Я без труда смогу убедить Бергов, что ты с самого начала наших отношений была посвящена в мой план. Они скорее поверят мне – не тебе… А если тебе вздумается заявить об этом в полицию, если ты пикнешь хоть слово кому-то… считай, ты пропала! Не советую становиться у меня на пути. Ты – иностранка, без вида на жительство, на птичьих правах! И мне ничего не стоит упрятать тебя за решетку. И не вздумай сбежать! Из-под земли достану…

Ольга застыла как громом пораженная. И Веренц, продолжая улыбаться своей неживой улыбкой, подхватил ее на руки и швырнул на кровать. Она отбивалась, кричала, царапалась, но все было напрасно. У этого дьявола в обличии добропорядочного господина была железная хватка. И он постарался довести ее до полного изнеможения, измочалил, истерзал, пригвоздил своим телом к кровати.

Когда он поднялся, она лежала ничком с закрытыми глазами. Она была смята, раздавлена… Жить не хотелось.

Он рывком сдернул ее с кровати, она упала к его ногам, но и здесь, на полу, оставалась лежать без движения. Ольга была похожа на бесплотную, безжизненную тень, из которой выпили кровь и вытрясли душу…

Веренц, застегивая брюки, бросил ей сквозь зубы:

– Иди в ванную и приведи себя в порядок. Мы уезжаем.

Ольга не спросила, куда и зачем. Ей было все равно.

«Все кончено, – думала она, – кончено! Больше у меня ничего и никого не осталось…»

Спустя полчаса они мчались по скоростному автобану. Веренц вез Ольгу на свою виллу. Там он препоручил ее заботам своей экономки – молчаливой суровой немки с плотно сжатыми в ниточку бескровными губами, а сам тотчас же уехал.

На прощание он попытался ее поцеловать, но она с отвращением отвернулась. Ее тошнило от одного его взгляда, не только от прикосновения…

– Будь благоразумна, дорогая! – сказал он, небрежно потрепав ее за подбородок. – Не делай глупостей – и все будет хорошо. Когда все кончится, мы уедем в Сан-Паулу. Это в Бразилии. Мы будем богаты, очень богаты! У тебя будет все, о чем только может мечтать женщина… Даже своя частная балетная студия… если захочешь! Отдохни, Мария исполнит любую твою просьбу. Она добрая женщина. Только не заставляй ее применять силу – никуда из дома не выходи. Через день я приеду.

Едва его машина выехала за ворота, Ольга кинулась к телефону. Она хотела позвонить Бергам, остеречь их, дать знать о себе. Объяснить, что она, как и сами они, попалась в лапы чудовищу… Ей было страшно подумать, что Берта и Вальтер решат, будто она – сообщница Веренца.

Ольга сняла трубку. Телефон молчал. Он был отключен. А в дверях возникла молчаливая фигура Марии, глядевшей на Ольгу с выражением, не обещавшим ничего доброго…

– Фрау пора спать, – заявила она тоном, не терпящим возражений. – Я провожу вас в вашу комнату. Это была западня!

После той незабываемой загульной ночи с Ольгой Вера очнулась в поту в третьем часу пополудни. В первые мгновения она с трудом соображала – где она, что с ней… Голова раскалывалась, все тело было как будто налито свинцом. Словно ее долго били… Шатаясь, она поплелась в ванную, и холодный душ немного привел ее в чувство. Она оделась, подкрасилась, прошла на кухню и села у стола, тупо уставясь в окно.

За окном гомонили птицы, бессменные старушки сидели на лавочке, сосед в замасленной робе который год проводил лежа ничком под машиной – она вечно ломалась. Девчонки играли с мячом в «вышибалы», соседка с первого этажа возвращалась из магазина с неподъемными сумками – жизнь продолжалась…

А ее, Верина, жизнь замерла в мертвой точке. Похоже, она попросту кончилась!

Алешка! Как он, где он, что он испытывает сейчас после вчерашних кошмаров – его нервного срыва и патологически-неестественного ужина, накрытого на троих, который прервался так же неожиданно, как начинался.

Ольга! Ее ранимая, мятущаяся душа… Как объяснить, что она – соперница – стала для Веры близким и родным человеком! И всего за каких-то несколько часов…

Вере было плохо сейчас, очень плохо. Ее мучило похмелье – и физическое, и душевное. Она понимала, что прежнего безмятежного счастья у нее никогда уж не будет. Ее хрупкий воздушный замок в одну ночь растаял в дождливой мгле… Обида? Нет, на Алешу она не была в обиде – он и сам с появлением Ольги был выбит из колеи. Его срыв с топтанием помидоров? Сейчас ей это уже казалось смешным – после всего пережитого за ночь. С Алешей что-то произошло, быть может, он, как и сама Вера, предчувствовал беду, неумолимое приближение событий, способных разметать в клочки их любовь, их счастье… Да, скорее всего, это было именно так. В нем нарастала тревога. И портрет двух женщин, слитых в одну, женщин, которые были для него дороги, был лучшим тому подтверждением. Кроме того, пока она была у Москвареки, Алеша явно получил какое-то дурное известие, касавшееся его творческих планов. Его работы. Интересно, знает ли он о том, что его картины выкинули с осенней выставки?..