Иэн Сент-Джеймс - Заложники удачи

На лице Аткинсона появилось выражение безграничного удивления. Потом он слегка пожал плечами, подтянул брюки и опустился на стул.

Мэнни продолжал говорить с настойчивостью и успокаивал одновременно и себя, и Тодда, заставляя его сконцентрироваться на делах, а не поддаваться чувствам.

Аткинсон взглянул на часы.

Мэнни тем временем продолжал говорить:

– Поезжай в Хилтон и получи предложение от Карьера. И Друри может просто так зайти. Если он заплатит Смитсону, ты можешь сказать «прощай» исполнителям. Это можно сделать очень быстро. Но только в том случае, если ты получишь предложение сегодня. А без этого, Тодди, все. Все будет с тобой кончено.

Уставившись на фотографию «Паломы Бланки», Тодд очень четко вспомнил день, когда он впервые увидел это место.

– …а теперь – вон оттуда, – говорил Мэнни. – Я сейчас поеду и увижусь с ним, с этим, как его, ты сказал?

Тодд бросил взгляд на незнакомца.

– Простите, я не расслышал, как вас зовут.

– Аткинсон. Фирма «Мэнли и Чамберс». Я уверен, что ваш финансовый директор слышал о нас. – Он поднялся, подошел к столу и протянул руку к телефону. – Я должен поговорить с ним.

Тодд передал ему трубку. Он вышел в общий офис, закрыл дверь, присел на минутку на краешек стола Сэлли, пытаясь собраться с мыслями. Сэлли была полна участия, предлагала сварить ему кофе, а Герберт переминался с ноги на ногу и был таким же несчастным и отчаявшимся, как и сам Тодд. Но он знал, что Мэнни был прав. Если бы он остался, его нервы бы не выдержали, и он в сотню раз ухудшил бы ситуацию.

– Нет, лучше всего будет, если я уйду, Сэлли, – сказал он, легонько потрепав ее по руке. – Мэнни уже выезжает. Он знает, что делать. Пусть он тобой тут руководит. – Он пошел к двери, но у выхода повернулся и посмотрел на нее. – Я вернусь, – сказал он.

Он спустился по лестнице вместе с Гербертом, который шел за ним по пятам, прошел через рекламный зал и вышел из здания.

– Я вернусь, – повторил он, садясь в машину.

Герберт ехал вперед, не дожидаясь инструкций. Он останавливался у светофоров на перекрестках, а потом продолжал ехать в сторону Вест-Энда, поглядывая на Тодда через зеркало.

Тодд плохо выглядел и плохо себя чувствовал. Ему просто необходимо было выпить. Было только половина десятого, но ему нужно было выпить, и он сказал об этом Герберту. Пять минут спустя они заехали в одну винную лавочку. Герберт вернулся скоро, притащив с собой бутылочку, завернутую в какую-то ткань, которую он переложил на заднее сиденье. Потом вытащил термос-фляжку из бардачка и протянул ее Тодду.

На секунду он вспомнил о том, как Лео, однажды наверху в «Ритце», в своем номере, говорил о своем лекарстве: «Половина на половину – лучшее средство от шока, старик». «Черт возьми, Лео! Я не могу принимать все это сейчас!»

Да, шок был уж нечто запредельное. Это была последняя капля. С ним, с Тоддом, было покончено. Через пару дней все кругом узнают про исполнителя. «Такие вещи не остаются долго в тайне. Мой престиж лопнул. Все кончено».

– Куда теперь, босс?

– Я не знаю, – глухо сказал он, и в голосе его прозвучало полное и окончательное поражение. Его единственной мыслью было разделить горе с Катриной, но было бессмысленно ехать домой. Она наверняка уже уехала в Хилтон, и его отчаяние только усилилось оттого, что она сейчас была вся в делах и в волнении.

Герберт взглянул на него.

– Вам все еще нужно быть на Гросвенор-сквер в половине десятого?

Тодд уставился на него, он был уже неспособен принять какое-либо решение, он все еще пытался представить, как ему жить теперь, после того, что произошло. Он чувствовал себя униженным, злым и больным одновременно.

– Выпейте, шеф, – сказал Герберт ободряющим голосом. – И давайте немного поездим около Гайд-Парка.

Скотч и горячий кофе помогли. Второе помогло даже больше, чем первое. Потом было еще третье, которое уже состояло из чистого скотча, после чего он открыл в машине окно и вдохнул сырой воздух.

Но по крайней мере у него прояснилось в голове. Его мозг снова ожил, хотя его мысли разбегались в разные стороны и были полны всяких «если только» – «если только я бы смог продержаться еще три месяца, чтобы устроить этот аукцион». «Если бы у меня были эти три месяца».

Он вздрогнул, подумав, что ему предстоит быть на виду на пресс-конференции в наихудший день в его жизни. Полнейшее унижение. Он видел, как он смотрит вниз с помоста, а другие лица смотрят на него снизу вверх – лицо Катрины, Хэнка, Шарли, Мэнни. Мэнни собирался еще привезти Друри. Да, сейчас будет хороший шанс. Он видел еще и другие лица. Карьер, Лапьер. МОРОНИ!

Он дернулся.

– Вы в порядке, шеф?

– Что?

– Может быть, остановиться? Поразмяться. У нас есть еще время.

Они пересекали мост через Серпентайн.

– Хорошо. Почему бы и нет?

Оставив Герберта в машине, он поднял воротник, чтобы защититься от прохладного воздуха, и пошел по тротуару. В воздухе ощущался запах дождя, и это делало ветерок скорее влажным, чем холодным. Серпентайн был таким же серым, как и небо. Парковые скамейки были пусты. Но этого он не замечал. Не видя ничего вокруг, он засунул руки в карманы и шел дальше с опущенной головой.

Он что-то бормотал про себя, пока шел и смеялся с горечью, думая о том, как он отчаянно настаивал на том, чтобы провести аукцион в марте. Теперь в этом не было никакого смысла. К марту «Тодд Моторс» и «Оуэнс» прекратят свое существование. Все пойдет с молотка, чтобы заплатить этому негодяю Смитсону! Он даже мог бы отдать Карьеру «Палому Бланку» прямо сейчас. Это даже и лучше, чтобы покончить со всеми этими дурацкими делами. По крайней мере Шарли получит свои деньги. Тогда она сможет вернуть их. И все будет хорошо. «И Карьер будет очень доволен, – сказал он сам себе сухо. – Он ведь был в таком ужасе от аукциона».

Он остановился, повернулся и посмотрел в сторону машины, глядя скорее в пространство, чем на окружающие его предметы. И когда он сделал это, отчаянная идея продать все немедленно приобрела в его голове конкретные формы. Она была подсказана тем, что Карьер был против идеи аукциона. «Предположим, я пойду к Карьеру и скажу ему: «О'кей, к черту аукцион. Ты можешь получить все сегодня, если заплатишь другую…»

Стоя на краю моста, он отбросил ногой камешек и услышал, как он упал в воду. Машинально он смотрел, как расходятся круги по поверхности воды, но старался сконцентрироваться на этой своей мысли. Его единственным шансом спастись была немедленная продажа. Сегодня. Это был его последний шанс. Он думал о том, как много ему для этого понадобится. Два миллиона для Смитсона, девять для Морони, шесть для Шарли…

Не осознавая, что делает, он повернулся и стал медленно возвращаться к машине. Он представил, как отводит Карьера в сторону прямо на пресс-конференции. «О'кей, Хосе, ты можешь получить все сегодня за восемнадцать миллионов. Прямая продажа. Забудь об аукционе».