Татьяна Бокова - Я влюбилась в четверг. ПрЫнцы без сердца…

И вот приходит любовь. Но и это, оказывается, игра. Богатые играют с бедными, старые с молодыми… А холостые пытаются строить отношения с семейными, хотя это уже игра не по правилам: силы не равны, а исход практически всегда заранее предопределен. Один устает от избытка любви, другой страдает от ее недостатка.

«А что в моей жизни? – Я решила попробовать разложить ситуацию, как Алла учила. – Вчера я вдруг нарушила установленные не мной правила? Похоже… Я, изначально находившаяся в невыгодном положении просителя любви, решила первой выйти из игры. Лешик, конечно, был удивлен, считая, что нужен мне – одинокой и бесхозной – больше, чем я ему, а может, он просто привык к подобным отношениям с женщинами… Это были условия задачи. Дальше формула. Ну, какая бывает формула у наших мужчин, когда они разобраться в чем-то хотят? Одна. Водка называется. Рюмочка этой „разъяснительной формулы“ не прояснила положение, да и вторая тоже… А третья привела его сюда: распетушила и отправила выяснять, почему он, весь такой замечательный, снова отвергнут мной и унижен моим категорическим „нет!“, как когда-то в ранней юности. Он ведь полжизни ждал своего часа, добивался моей благосклонности!..

Вот и ответ нужный: я все сделала правильно. Его привела ко мне не любовь, а эгоизм. Сработала формула. Есть ответ. Ай да Алла!..»

– Я! Я к ней так относился! Я даже думал… Если бы не дети, я бы… – Лешик опять начинал буянить, прорываясь из кухни сквозь живые баррикады моих подруг.

Я прислушалась.

– Что «я бы», Лешик? Женился бы? – донесся до меня ледяной тон Танюхи Сметаниной. – Слово «ЖЕ-НИТЬ-СЯ» никак не произносится, да? Трудное слово. Понимаю…

– Да я тут перед ней… А она? Даже не вышла! На-та-ша!

– Она гладит, – парировала Анютка.

– Ты вот когда последний раз гладил? – спросила его Иришка.

– Что гладил?.. Не понял… – Лешик, сбившись, даже пролил очередную порцию драгоценной жидкости мимо рюмки. А следом и рюмка опрокинулась на стол. – Черт! Да пусть придет, я ее поглажу и ручку ей поцелую, если захочет…

Лешка сидел на кухне, позабыв про жену и детей, и рассказывал моим подружкам, как он меня любит. Но торжества не было, меня это только раздражало. «Хороша ложка к обеду» – не зря говорят. А в наших отношениях, выражаясь тем же языком, наступило время вечернего кефира. И не нужна мне была ложка, и обед был не нужен, выпить все, что осталось, залпом и… забыть.

Дверь приоткрылась, и через узенькую щелочку в комнату просочилась Инночка.

– Наташечка, за мной Степушка приехал, я побегу?

– Конечно, а чего мы так сияем?

– Он везет меня в боулинг. Шар, кажется, катать.

– М-м-м, в боулинг? Смотри не укатись сама за этим шаром, он для твоей комплекции тяжеловат будет.

– Я боюсь, что совсем не подниму, – испуганно зашептала Инночка и стала разминать пальцы. – Руки-то за неделю устали – ужас. Я ж в две смены сейчас работаю, мне и ночью снится, что я массаж делаю.

– Так, может, откажешься? – спросила я, заранее зная ответ.

Инна замахала на меня руками, в глазах появился испуг.

– Нет, я пойду, ждет он!.. А ты… Может, все-таки помиришься?

– Я подумаю, – промямлила я, скривившись так выразительно, что русоголовый ангелочек тут же исчез за дверью, послав мне воздушный поцелуй.

Уровень шума, доносившегося с кухни, возрастал катастрофически. Нет, без моего участия это никогда не закончится.

Я решительно раскопала среди неглаженого белья Лешкину футболку, купленную летом на юге, во время нашего единственного недельного совместного отдыха. Белая, с надписью «Я люблю тебя, жизнь!», сегодня она особенно раздражала меня своим незримым присутствием. Я тоже люблю жизнь. А с сегодняшнего дня, когда не останется в моем жилище ни одной его вещи, я буду любить себя и свою жизнь еще больше.

Я тщательно разгладила футболку, особенно буковки на груди, сложила ее вместе с Лешкиным спортивным костюмом и кроссовками в сумку и подошла к двери. Оглянулась зачем-то, пробежавшись взглядом по мебели. Кажется, все. Лешка навсегда переезжал из моей жизни к себе домой. «Уф! Страшно. Будто сына в спортивный лагерь провожаю», – почему-то пришло мне на ум. Я вернулась к шкафу, взяла с полки пару Лешкиных любимых видеокассет, деревянную фигурку китайского дедочка, которая ему очень нравилась, бросила в сумку. Подумала, положила сверху еще пару яблок, высыпала карамельных конфеток из вазочки, будто хотела подсластить горькую пилюлю, которую Лешке придется все-таки съесть сегодня, и открыла дверь в коридор.

Похоже, страсти на моей кухне накалялись. Лешка разошелся не на шутку, спорил со всеми, что-то доказывал, рассказывал антиженские анекдоты, жаловался на жизнь… Вдруг раздался какой-то шум, он зарычал, похоже, прорываясь к двери… Кто-то его останавливал, звенела посуда, какой-то хрип, всхлип… Господи, да что там такое? Раздался страшный грохот, глухой шлепок… Что-то упало на пол? Вазу свою разбил, что ли?..

Я влетела в кухню и застыла с сумкой в руке.

– Окно! Откройте окно! – кричала Иришка, а Лешик, откинувшись на спинку дивана, держался рукой за сердце.

Анюта возилась с заклинившей форточкой, Танюха, перепрыгивая через раскиданные по полу между осколками вазы хризантемы, рванула к телефону, а я так и стояла, не в силах шевельнуться. Боже мой…

Ирина подняла на меня глаза и, продолжая расстегивать верхние пуговицы Лешкиной рубашки, как-то нетвердо попыталась меня убедить:

– Все будет в порядке. Просто сердце… Водка проклятая!!! Я так хотела ей верить!

– Не стой столбом! Лекарства накапай… Воды дайте!.. Кто-нибудь… – Иринка уже взяла себя в руки и говорила увереннее.

Я бросила сумку на пол, послушно сделала несколько шагов за пузырьком валокордина и встала…

– Аня, дай воды! – Иришка переадресовала просьбу. – И уведи ее, а то она сама щас брякнется еще, не дай Бог. Смотри, бледная какая…

– «Скорую»… Вызовите «скорую»… – сказала я в никуда, молча уткнувшись взглядом в Лешкино изменившееся лицо. «Господи, что же будет?» – крутилось в моей голове.

Анюта обняла меня за плечи и потащила через коридор в комнату.

– «Скорую», кто-нибудь вызовите «скорую»… – пробормотала я, опускаясь в кресло, и почувствовала, что пол уплывает из-под моих ног…

В понедельник, второго ноября генеральный директор одной ма-а-аленькой русской оффшорной конторы на Кипре с утра закрылась в своем большо-о-ом кабинете, и три сотрудника ее фирмы, включая уборщицу и водителя, ходили мимо двери на цыпочках. Никто не знал, что делает великая начальница, да и из комнаты, на двери которой висела золотая табличка: «Алла Савинова, финансовая компания РУСАЛКО», – не доносилось ни звука.

Странное название «Русалко», не правда ли? Алла придумала его сама. В названии фирмы были три заветных слова: «русская», «Алла» и «компания». Чем плохо? Слишком романтично для финансовой компании? Да какая, собственно, разница, лишь бы деньги шли… А деньги шли… И полдня прошло на фирме в напряженном ожидании свежих начальственных распоряжений по итогам совещания руководительницы с самой собой.