Галия Мавлютова - Цветок душевного стриптиза

– Ладно, говори, а то тебя разорвет на куски, я еще и виноватой останусь, – сказала я.

Я долго сожалела потом, что не остановилась вовремя. Всегда знала, что становиться обладательницей важной информации чрезвычайно опасно для жизни, но мое знание было абстрагированным, опосредованным. И вот теперь я убедилась на себе. Поставила опыт.

– Настя, – прошипела Ирина, – Коля проснулся, я перейду на кухню, а то он услышит и мне от него попадет.

– А что, ты ему ничего не сказала до сих пор? – удивилась я.

Муж да жена – одна сатана. Неужели у Акимовой есть секреты от собственного мужа?

– Ничего он не знает, ему не положено знать, не дорос еще, – зловеще прошипело в ухе.

Муж Коля вымахал выше двух метров, рост два двадцать, кажется, или два десять – какая разница. В общем, гигант мысли. Но до обладания женскими секретами, по мнению добродетельной супруги, Коля все-таки не дорос. В ухе не только шипело, еще что-то звенело и гремело в отдалении, будто в акимовской квартире громыхала артиллерийская канонада. Наверное, Иринина свекровь отстреливалась от варварского нашествия откуда-нибудь из туалета, надеясь пересидеть трудные времена. Колина мама всегда была против женитьбы сына. Любая претендентка на место невестки вызывала у нее рвотный рефлекс, а любое вторжение в маленький мирок, состоящий из мамы и сына, приравнивался к вражескому ополчению.

– Как же ты удержалась до сих пор, а если бы я тебе не позвонила, ты бы лопнула, как резиновый шар? – сказала я, болтая ногой от нетерпения.

Мне уже надоело вымучивать тайну, хотелось швырнуть трубку на пол и заняться поиском разумного маршрута, решить для себя, как жить дальше. Точнее, как благополучно выплыть из лабиринта проблем.

– Ой, Настя, точно лопнула бы, ты права. Я уже собиралась тебе звонить, – ясно и тихо раздалось в трубке.

Канонада утихла. Звуки утратили очертания. Картинка прояснилась. Ирина вошла на кухню и плотно прикрыла дверь. Мы остались втроем: я, моя подруга и наша общая тайна. Акимову убить мало за такие пытки. Мне не пережить эти мучения. Я ведь тоже женщина, хоть и незамужняя, бездетная, а с недавних пор еще и безработная.

– Да говори же ты, наконец, – взмолилась я, сгорая от любопытства, от меня уже дым повалил во все стороны. Вот какое любопытство во мне Акимова разбудила.

– Сейчас чаю налью, – сказала Акимова, и опять поплыли, потекли различные звуки. Звякнула посуда, полилась вода, громко рявкнуло радио, залилось многоголосьем и испуганно умолкло, чайная ложечка душераздирающе заскребла по дну чашки. Я закатила глаза. Да она с ума сведет меня. Развела китайскую церемонию. Я же умираю от ожидания. Сейчас сгорю, скончаюсь. И лапки кверху. А она чашками брякает. Это же надо уродиться такой идиоткой. Акимова патологически неисправима. Она была, есть и навеки останется умопомрачительной дурой.

– Ир, ну говори, а то я отключусь, – сказала я, надеясь, что легкий шантаж не помешает мне в достижении заветной цели.

Все было попусту. Шантаж не помог. Акимова тщательным образом готовилась к процедуре. Ирину можно было понять: она давно не болтала с подругами по телефону, не встречалась с друзьями и коллегами. Никто из компании не удосужился навестить Ирину после рождения второго ребенка. Из отдела кадров «Хауса» прислали в роддом цветочки, пакеты и забыли о сотруднице, будто она не ребенка родила, а в ящик сыграла. Умерла. Закончилась. Нет больше Акимовой. А она есть. Никуда не делась. Живет и здравствует. Хочет дружить, общаться, разговаривать, получать удовольствие от беседы, хотя бы по телефону. И мне стало стыдно. Могла бы уже навестить подругу, а не изводиться, сидя с прижатой к уху трубкой и онемевшей от неустанного качания ногой. Нервы ни к черту. Я попыталась успокоиться. Представила кухню со старинной горкой, стол с цветистой скатертью, чашку с горячим чаем, сахарницу, розетку с прозрачным вареньем, серебряную ложечку с витой ручкой. У Колиной мамы повсюду в доме старинное серебро. Муж Коля когда-то слыл богатым женихом, это сейчас он – временно неработающий, то есть БОЗ. Без определенных занятий. БОМЖ – это лицо без определенного места жительства. А Коля – типичный БОЗ, его недавно поперли из «Максихауса», кстати, уволили Николая по настоятельной рекомендации Дениса Черникова. Но Акимова не знает, по чьей инициативе муж остался без работы. Исходя из незнания и бабьего простодушия, Ирина проникновенно прижимается к холодному плечу Дениса Михайловича в момент получения детского пособия. Марк Горов олицетворяет собой образ врага всего коллектива компании. Горов все забирает. Отбирает. Выгоняет на улицу. А Денис Михайлович Черников вызывает у сотрудников доверие и нежность. Вдруг в будущем пригодится, когда-нибудь, ведь рано или поздно мужу Коле придется искать работу. Одна Ирина всю ораву не прокормит. Нет. Не прокормит. И я настроилась на нужную волну, приготовилась слушать женскую исповедь. Приподняла уши. Враги и друзья иногда меняются местами. Так устроена жизнь.

– Настя, Черников сказал мне по секрету, что он давно тебя любит и даже не прочь жениться на тебе. Ты слушаешь? – сказала Акимова, а я онемела. Эфир вновь заполнился звуками, что-то загремело, забренчало, застучало. – Закройте дверь, мама, я сказала!

Еще раз что-то стукнуло, громыхнуло, и посторонние звуки исчезли, – видимо, оскорбленная в лучших чувствах акимовская свекровь смиренно удалилась, нещадно грохнув на прощанье дверью. Назло невестке. А приходила мама на контрольную проверку. Это же не свекровь, а целый генерал семейных войск.

– Настя, ты куда пропала, слышишь меня? – сказала Ирина, и я молча кивнула.

А что я еще могла делать? Слушала подругу, разумеется, говорить уже не могла, не было слов, они закончились, иссякли. Все силы нервы съели. Началось интенсивное истощение.

– Так вот, мне кажется, что Черников специально мне это сказал, чтобы я передала тебе эту новость, а ты как думаешь? – бешено протараторила Ирина, а я вся съежилась.

Давно витали надо мной мухи подозрения, но, как могла, я отбивалась от них. Предчувствия могут обмануть. Не обманули. Денис Михайлович Черников решился открыть мне свое жестокое сердце посредством других людей. Использует любые возможности. Ловкач. Выжига. Деляга.

– Думаю, что, – глухо проворчала я, – быть женой Цезаря может только работник бухгалтерии. Им это к лицу. Всему коллективу. Разом.

– Опять прикалываешься, Настя, а я считаю, ты радоваться должна, обеими руками держаться за свое счастье. У тебя сейчас плохие дела. Совсем плохие. А ты не хочешь соломку под себя подстелить. Тебя никто не возьмет на работу в Питере. Никто. Черников намекнул мне, Настя, что тебе надо выйти за него замуж, иначе он тебя слопает. И что ты вообще теряешь, у вас же раньше были с ним какие-то отношения, – почти захлебывалась от нахлынувшего общения Ирина.