Маша Царева - Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна

Он вдруг навис надо мной, и я испуганно вжалась спиной в диван. То есть не то чтобы его агрессия меня испугала, но мне вдруг показалось, что он собирается меня поцеловать, а такого я допустить не могла. Но мое предположение оказалось ошибочным – едва взглянув на его лицо, становилось понятно, что он скорее плюнет в меня, чем прикоснется губами.

– Так вы согласны?

– Что ж… Я должна подумать, но…

– Не знал, что вы умеете думать, – усмехнулся Степашкин. Но потом, видимо поняв, что он перегнул палку, виновато добавил: – Простите, не смог удержаться. Мне нужен ваш ответ сейчас, да или нет? Появитесь вы завтра в офисе?

– Ну… да, – выдавила я. В конце концов, всегда ведь можно отказаться и переиграть обратно. Надеюсь, что в его планы не входит приковать меня стальной цепью к компьютерному столику.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Максим Леонидович, – в таком случае, я уже сейчас могу объявить тему вашего первого репортажа. Чтобы вы завтра начали к нему готовиться не откладывая.

– Ну?

– Я давно собирался дать в газете материал о старинной одежде. И вот мне удалось узнать, что в Москве живет удивительный человек, коллекционер. Зовут его Валерий Ларин. Я хочу, чтобы вы договорились с ним об интервью.

Тут уж я не выдержала и расхохоталась. Степашкин если удивился, то виду не подал. Наверное, привык к моим неожиданным и бурным реакциям. Черт, а ведь он и правда считает, что я немного не в себе. Раньше я не верила в судьбу и случайные совпадения, но потом вдруг поняла, что из таких совпадений и состоит моя жизнь. Подумать только, Валерий Ларин! Мой знаменитый коллекционер-миллионер. Как вспомню о нем, мурашки по коже.

Ладно, я ведь всегда могу что-нибудь придумать. Совру Степашкину, что не смогла до него дозвониться. Или что он лежит в больнице со сломанной ногой и не расположен давать интервью. Нет, лучше скажу, что у него не раскрылся парашют – так звучит убедительнее. Или…

Из кухни высунулась растрепанная Веркина голова. Ее волосы были почему-то перепачканы в муке.

– Над чем смеемся? – дружелюбно спросила она. – Идите кушать, каша готова!

Прошло несколько дней. Я приходила в редакцию на полчаса раньше положенного времени, чтобы Степашкин, проходя мимо моего кабинета, видел усердно склоненную над пресс-релизами блондинистую голову. Кажется, он до сих пор не верил, что я вдруг ни с того ни с сего так изменила свое отношение к работе. Подвоха ждал. И правильно делал, потому что под пресс-релизами я прятала свежие номера модных журналов. А в свободное время придумывала возможные предлоги отлынивания от трудовых будней. Мне бы только пару недель продержаться паинькой, а уж потом я им всем задам!

Свое же телевизионное прошлое я старалась и вовсе не вспоминать. Но в один прекрасный день оно вдруг, как водится, само о себе напомнило. Оно ворвалось в мою размеренную трудовую жизнь телефонным звонком, раздавшимся в моей квартире ближе к ночи. Я как раз уединилась на кухне, чтобы распарить лицо над кастрюлькой с закипающей водой – где-то я прочитала, что это полезно для кожи. И тут – вот незадача – настойчивая трель звонка.

С удивлением я услышала голос оператора Димы.

– Ты?! Откуда ты знаешь мой номер?

– У тебя, мать, мозги отшибло, что ли? – беззлобно проворчал он. – У Грушечки взял, откуда же еще. Хотел вот узнать, как ты поживаешь…

– Я… Мммм, ну, нормально… Вся в работе.

– Ясно, – Дима надолго закашлялся. Кашель был слишком уж надрывным и неестественным, из чего я сделала вывод, что Дима просто собирается с духом, чтобы огорошить меня какой-то плохой новостью.

– Ладно. Выкладывай, что там у вас произошло, – вздохнула я.

– Что ты имеешь в виду? – Он притворился, что удивлен.

– Как будто бы я по твоему тону не догадалась, что ты звонишь не просто так. Что случилось? Волгин трагически погиб? Лека и Эдик разводятся? Грушечка сделала операцию по откачиванию жира? Осветителей принудительно закодировали от алкоголизма?

– Да нет, – усмехнувшись, сказал он, – если честно, я просто хотел пригласить тебя в кино.

Телефонная трубка выскользнула из моих рук и приземлилась в кастрюльку с закипающей водой – ту самую, над которой я минуту назад расслабленно распаривала лицо. У меня ушло минут пятнадцать на то, чтобы снять кастрюлю с огня, извлечь из нее трубку (пластмассовый корпус успел немного расплавиться), пролить немного кипятка на ногу, еще раз перебрать бранные слова, найти на антресолях старый телефон, подключить его и перезвонить Диме.

– Привет! У меня тут небольшая телефонная авария.

– Да? – подозрительно спросил он. – А я уже собирался обидеться. Даже если ты не хочешь идти в кино, можно просто отказаться. Швырять трубку необязательно.

– Ну почему, я с удовольствием, но только вот… – Я замолчала.

– Только вот что?

– Да просто… Я что-то не замечала, что тебе нравлюсь. Или предполагается, что это не свидание?… Ох, прости, я знаю, что девушки не должны задавать таких вопросов.

– Ну почему же, спрашивай, – ухмыльнулся Дима, – за это ты мне и нравишься. Воспринимай это как хочешь. Свидание, не свидание. Мы ведь можем попробовать, так? А если не получится, то не страшно.

– Но… Дим, а почему ты никуда меня не звал, когда мы вместе работали? Мы с тобой говорили о чем угодно – о дизайнерских достоинствах твоей будущей квартиры и о человеческих недостатках моего бывшего жениха…

– А что мне было делать? – Словно наяву я увидела индифферентное Димино лицо и то, как пожимает он плечами. – У тебя ведь, Саш, то одно, то другое. Сегодня ты мечтаешь переспать с миллионером, завтра страдаешь по бывшему любовнику. А послезавтра несешься на мотоцикле с известным прохиндеем. Потом тебя привязывает к кровати пластический хирург. И как с таким человеком можно о чем-нибудь договориться?

Я нахмурилась.

Мне вдруг вспомнилось, как оператор Дима однажды сказал: «Вечно ты гоняешься за призраками и не замечаешь вокруг реальных мужчин!» А я его беспардонно высмеяла, ответив, что мужской пол ничего общего с реальностью не имеет. А он, оказывается, имел в виду не сильную половину человечества в целом, а одного конкретного ее представителя.

Иным словом, себя.

Вот почему он так странно реагировал на мое невинное желание обрести женское счастье в объятиях очередного «джентльмена». Вот почему он так нервничал, когда Ярослав Савин сказал, что я красавица. Вот почему он так радовался моим неудачам – то было эгоистичное ликование самца, который и сам рассчитывает на победу!

И он был таким внимательным со мной, когда я посвятила его в перипетии спиридоновской истории. И заботливо пытался предупредить меня о появлении Эдика. И предостеречь от свидания с Волгиным. Интересно, а он-то был в курсе «любимой редакционной забавы»?