Мэг Кэбот - Принцесса в розовом

Все, Лилли доигралась. Она пропустила школу без уважительной причины, и директриса Гупта вечером позвонит ее родителям.

Майкл, увидев свою сестру, с отвращением тряхнул головой. Я знаю, что Майкл полностью разделяет позицию помощников официантов, он на их стороне и считает, что им НАДО платить достойную зарплату, на которую можно жить. Его отвращение направлено на Лилли. Он говорит, что ее беспокойство за благополучие помощников официантов гораздо более тесно связано лично с Джангбу, чем с затруднительным положением иммигрантов.

Мне бы хотелось, чтобы Майкл не говорил этого вслух, потому что рядом сидел Борис. У него такой несчастный вид и голова перевязана. Когда ему казалось, что на него никто не смотрит, он поднимал руку и проводил ею по Лилли, в смысле, по экрану, где она находилась. Если честно, это было очень трогательно. У меня даже слезы на глаза навернулись.

Хотя сразу высохли, как только я поняла, что телевизор в учительской – сорок дюймов, а у нас – только двадцать семь.

7 мая, среда, «Плаза»

Невероятно. Правда. Когда я вошла сегодня в фойе «Плазы», готовая к бабушкиному уроку, то просто не ожидала увидеть ТАКОЙ хаос, начинающийся прямо от самых дверей. Отель напоминал зоопарк.

Швейцар с золотыми эполетами, который обычно придерживает дверцу лимузина, пока я вылезаю? Нет.

Мальчики, которые так быстро и рационально размещают багаж на латунных тележках? Нет.

Вежливый портье за конторкой? Нет.

Я уже не говорю об очереди в ресторан за ужином. Это вообще какой-то полнейший кошмар. Вышедшее из-под контроля безобразие. Потому что, конечно, нет хозяйки, которая быстренько всех рассаживает по местам, нет и официантов, которые берут у клиентов заказы.

Небывалое зрелище. Нам с Ларсом пришлось буквально отбиваться от семьи человек в двенадцать, из Айовы, что ли, которые пытались втиснуться в лифт всем составом вместе с гориллой натуральных размеров, которую они купили в «ФАО Шварц» через дорогу. Папаша громогласно руководил.

– Еще есть место! Еще есть место! Давайте, дети, втискивайтесь!

Короче, Ларсу пришлось показать ему пистолет на поясе, чтобы объяснить, что места больше нет.

– Места, – говорит, – больше нет. Подождите, пожалуйста, следующий лифт.

Папаша страшно побледнел, выпучил глаза и отшатнулся.

Этого никогда бы не случилось, если бы на месте находился лифтер. Но сегодня днем профсоюз портье объявил сочувствие забастовке и присоединился к гостиничным и ресторанным работникам.

Я думала, что после всего пережитого бабушка встретит нас более милостиво и выразит нам хоть какое-то сочувствие.

Но она стояла посередине комнаты и очень громко ругалась по телефону.

– Да что вы такое говорите, как это кухня закрыта? – вопрошала она. – Да как кухня может быть закрыта? Я заказала ланч, и с тех пор прошло несколько часов, а мне его до сих пор не принесли. Я не повешу трубку, пока не поговорю с вашим начальником. Он знает, кто я.

Папа сидел на диване наискосок от бабушки и смотрел телевизор, «Нью-йоркский первый» , конечно. Выражение лица у папы было довольно напряженное. Я села рядом с ним, и он удивленно посмотрел на меня, будто не ожидал увидеть.

– А, Миа, – сказал он, – привет. Как мама?

– Отлично, – сказала я, хоть и не видела ее с завтрака. Но я знала, что с ней все хорошо, потому что никто на мой телефон не звонил. – Она что-то там принимает. От обезвоживания. Что там с забастовкой?

Папа только головой покачал.

– Представители профсоюзов сейчас на совещании в кабинете мэра. Они надеются прийти к соглашению.

Я вздохнула.

– Ты понимаешь, что все это происходит оттого, что я родилась. Если бы не я, праздничного ужина не было бы.

Папа строго посмотрел на меня.

– Надеюсь, ты не обвиняешь себя во всем этом, Миа?

Я чуть не ляпнула:

– Да ты что, я обвиняю во всем бабушку. Но папа так искренне смотрел на меня, что я поняла: коэффициент его симпатии ко мне очень большой. Тогда я сменила тему.

– Просто я так переживаю, что придется провести в Дженовии столько времени, почти все лето. Знаешь, было бы здорово, если бы я смогла, например, пойти добровольцем в какую-нибудь организацию, которая помогает этим несчастным помощникам официантов…

Папа, правда, не купился на это. Он сморщился и сказал:

– Ну-ну.

Пока я сидела и переживала, что не получается провести два драгоценных летних месяца как я хочу, бабушка начала подавать мне какие-то знаки, не прекращая телефонного разговора. Она щелкала пальцами в мою сторону, потом указывала на дверь своей спальни. Но я сидела и моргала, пока она не прикрыла трубку рукой и не зашипела:

– Амелия! В моей спальне! Пойди, посмотри!

Подарок, что ли? Для меня? Не могу представить, что бы такое бабушка могла приготовить для меня – сироты, по-моему, уже достаточно. Но не отказываться же от подарка… конечно, если это не будет что-нибудь вроде шкуры убиенного млекопитающего.

Так что я встала и пошла к двери бабушкиной спальни, кто-то на другом конце провода, наверное, держал трубку на расстоянии метра от уха, поскольку бабушка вопила:

– Я заказала этот проклятый салат ЧЕТЫРЕ ЧАСА НАЗАД. Мне что, самой спуститься и нарезать его? Что значит – «я нарушу правила общественного питания»? Какого общества? Я хочу сделать салат для себя, а не для общества!

Я открыла дверь в бабушкину комнату. Она, как и другие спальни в отеле «Плаза», была очень милая, повсюду золотые листья и свежесрезанные цветы по всем углам… хотя теперь, во время забастовки, сомневаюсь, что бабушка сможет долго любоваться свежими цветами. Новых ей никто не принесет.

Я осматривала комнату, искала подарок и тихонечко молилась про себя (пожалуйста, только не норковая накидка, пожалуйста, только не норковая накидка}. И тут мой взгляд упал на платье, которое лежало поперек кровати. Оно было цвета обручального кольца, которое Бен Аффлек подарил Дженнифер Лопес – самого нежного розового цвета, и все покрыто сверкающим розовым стеклярусом. Оно было со спущенным плечом, с таким великолепным вырезом и с огромной, прямо как из фильмов, юбкой.

Я сразу поняла, что это такое. Пусть оно не черное и без разреза сбоку, все равно, это самое красивое платье для выпускного бала, какое только можно вообразить. Оно лучше, чем то, что было на Рейчел Лей Кук в фильме «Это все она». Оно лучше, чем то, что было на Дрю Бэрримор в « Никогда не целовалась », И оно в миллионы раз лучше, чем тот брезентовый кошмар, который был на Молли Рингвальд в «Красавице в розовом». Даже лучше того, которое Анни Поте дала Молли Рингвальд в той же «Красавице в розовом», до того как Молли свихнулась и испортила все ножницами.

Короче, это было самое классное на свете платье для выпускного, которое я когда-либо видела.