Нельсон Демилль - Спенсервилль. Книга 2

Кит показывал дорогу, и они успели добраться до аэропорта Толидо буквально за несколько минут до рейса.

Увидев, что билеты им забронированы в первом классе, Кит поинтересовался:

– А салютом нас в Вашингтоне встретят?

– Обязательно. Двадцать один залп, как положено. И красный ковер к трапу.

– И духовой оркестр?

– Все по высшему разряду. Там, в Белом доме, по таким вещам специалисты.

Усевшись в кресло, Кит надел наушники и уткнулся в книгу, так что выслушивать всю дорогу Чарли Эйдера ему не пришлось.

Самолет снижался, заходя на посадку в аэропорт Нэшнл [1]. Кит и Чарли сидели по левому борту, откуда на подлете к Вашингтону всегда открывается самый лучший вид. По соображениям безопасности подлет к аэропорту с восточного направления запрещен, поскольку при этом самолетам приходилось бы пролетать прямо над Белым домом; при подходе же с северного, южного и западного направления самолеты не могут заранее снижаться слишком сильно: со стороны штата Вирджиния вдоль Потомака стоят очень высокие здания, а со стороны Мэриленда действуют жесткие ограничения допустимого над пригородами уровня шума. Поэтому если самолет подлетает к аэропорту Нэшнл с севера, как, например, сейчас, то он заходит на посадку вдоль реки Потомак, и пассажирам при этом открывается великолепная панорама центральной части Вашингтона.

Кит, сидевший у окна, смотрел на залитый солнцем город. Самолет плавно скользил над рекой, и взгляду Кита открывались Джоджтаун, комплекс Уотер-гейта, далее Молл, линия памятников – Линкольну, Вашингтону и Джефферсону – и стоящее в отдалении здание Капитолия. Вид был действительно изумительный, и Киту он никогда не приедался, особенно если случалось возвращаться в столицу после более или менее длительного отсутствия.

На этот раз ему даже показалось, что, по мере того как самолет снижался, город все сильнее и заметнее почти физически притягивал его к себе, захватывал в поле своей гравитации, словно гигантский магнит. Возможно, Чарли Эйдер, заказывая им места по левому борту самолета, именно на такой эффект и рассчитывал.

Они приземлились точно по расписанию. Салютом Кита и Чарли не встретили, как не было ни красного ковра, ни оркестра; но их поджидал правительственный «линкольн» с водителем, который и доставил их на 16-ю улицу, в гостиницу «Хэй-Эдамс», расположенную всего в квартале от Белого дома.

Эйдер предложил пойти вместе чего-нибудь выпить, но Кит ответил:

– Спасибо, ты и так на меня сегодня слишком много времени потратил.

– Не надо срывать на мне злость.

– Завтра во сколько?

– Я за тобой зайду в 10.30.

– Куда так рано, если нам назначено на 11.30?

– Ты же знаешь, какие порядки в Белом доме. Придешь за полчаса до назначенного времени – считай, что опоздал. А на минуту позже – испортил карьеру.

– Встретимся в одиннадцать.

– А вдруг в пробке застрянем. Или машина сломается…

– Пешком дойдем. Это же рядом, отсюда даже видно.

– В 10.45.

– Ну, ладно. И захвати мне сразу обратный билет, иначе никуда я с тобой не пойду.

– Будет сделано.

– И закажи на мое имя в прокате машину. В том аэропорту, куда будет билет: в Толидо, Колумбусе или в Дейтоне.

– Хорошо. До завтра.

Кит вошел в гостиницу – старинное, недавно отреставрированное здание, одна из достопримечательностей Вашингтона, – и подошел к администратору. Поскольку номер для него бронировала протокольная служба Белого дома, Кита встретили с повышенной предупредительностью. Кит хорошо знал, что столица – город, который живет и дышит ощущением власти, а вовсе не политикой, как принято думать. Реальной власти.

Поднявшись в номер, Кит подошел к окну и посмотрел на площадь Лафайетта, на Белый дом и возвышавшийся позади него огромный купол Капитолия. Он отсутствовал здесь меньше чем пару месяцев, но особая, заряженная какой-то сумасшедшей энергией атмосфера столицы действовала ему на нервы. Слишком много машин, слишком много гудков на улице, слишком много людей, слишком жарко, слишком влажно, и вообще слишком много всего.

Кит подумал, не позвонить ли ему Портерам, но их телефон все-таки могли прослушивать, а кроме того, не было никакой необходимости звонить ни им, ни Энниной сестре: ведь в пятницу вечером он вернется, доберется до своей фермы самое позднее к полуночи, так что успеет в субботу, к десяти утра, быть в доме у Терри, как договорились.

Подумал он и о том, не позвонить ли кому-нибудь из своих старых вашингтонских знакомых; но потом решил, что и в этом тоже нет никакой необходимости. Здесь, в этом городе, состоящем почти исключительно из правительственных служащих, друзьями оказывались, как правило, коллеги по работе. Тот, кто жил в пригороде, еще мог заиметь в числе знакомых кого-нибудь из соседей; но если человек обитал в городе, то личное общение оказывалось продолжением служебного. Он за эти два месяца получил несколько писем от своих коллег; но чаще всего, уволившись с работы, человек выпадал и из прежнего круга общения, даже оставаясь при этом жить в городе.

Кит открыл стоявший в номере бар, взял что-то оттуда и снова подошел к окну, продолжая всматриваться в город, который кто-то недавно назвал последним и единственным средоточием власти в мире. Сможет ли он снова здесь жить? Да и зачем ему это надо? Ведь незадолго до своего выхода в отставку он даже и не помышлял о том, чтобы пенсионером остаться жить в этом городе.

Во многих отношениях он был типичным представителем тех сотен тысяч мужчин и женщин, чья служебная карьера оказалась внезапно оборванной окончанием «холодной войны». И в этом плане он ничем не отличался от многих миллионов тех живших когда-то до него солдат – будь то победителей или побежденных, – в услугах которых вдруг отпала потребность. Но, в отличие от тех солдат и ветеранов, которых помянул в своем стишке Чарли Эйдер, Кит не чувствовал себя униженным или ущемленным тем, что в нем перестали нуждаться, и был бы даже рад, если бы о нем и вовсе позабыли.

Он посмотрел на улицу – там как раз был час пик, – потом опять перевел взгляд на город. Большинство их тех его знакомых, кто оказался в таком же положении, как и он сам, не вернулись в свои родные края в буквальном смысле этого слова, как это сделал Кит, но постарались устроиться где-то как можно ближе к столице, в которой каждый из них провел добрую половину жизни и карьеры, – даже не просто к столице, а к самому ее центру. Кит же, наоборот, стремился полностью порвать со своим прошлым, и ему уже начинало казаться, что он сумел этого добиться. Да нет, не просто казаться: он действительно разорвал с прошлым. «Я смогу ответить президенту «нет». Ведь именно за такую возможность я и боролся. «Я сказал нет, господин президент; вам что-нибудь непонятно?» Подумав, как он произнесет эти слова, Кит улыбнулся.