Хизер Грэм - Дама червей

— Ничего подобного, вовсе я не… — засмеялся Кил.

— Лжец, лжец, не пытайся отвертеться. Но это не имеет никакого значения. Я люблю тебя, Кил, и хочу тебя.

В голосе ее прозвучали слезы. Килу не хотелось, чтобы она плакала. Он крепко сжал ей бедро, провел по нему пальцами и скользнул в потаенное местечко, заставив Рину застонать и вздрогнуть от наслаждения.

— Нет, именно ты — замечательная, ты самая лучшая, — негромко проговорил он, притягивая ее к себе и покрывая все ее тело поцелуями. — И не смей со мной спорить.

А Рина и не думала спорить. Она задыхалась, с трудом удерживаясь на ногах. Волны экстаза набегали на нее одна за другой. У нее подогнулись колени и она тяжело упала ему на грудь.

— Кил… прошу тебя… довольно… довольно…

Он осторожно поднялся, обнял ее и потянул за собой. Отыскал ее губы и, как обезумевший, впился в них. Потом опустился на жесткое днище лодки и, раздвинув ей ноги, вошел в нее.

Отдавшись безумной, но и нежной страсти, они любили друг друга, озаряемые серебряным светом луны. Время остановилось. Стояла безмолвная ночь. Красота, одна лишь красота обволакивала их. Ночной ветерок нашептывал что-то бесконечно ласковое и нежное; лодка задумчиво покачивалась на легкой волне, никак не попадая в ритм их собственной бешеной пляске — пляске неутолимого желания.

В такие секунды до луны, кажется, можно рукой достать, до серебряного шара, плывущего над чудом, не знающим границ времени. Из горла у них вырывались крики, крики наслаждения, крики радости. Крики удовлетворенного желания. Крики любви.

А когда все кончилось, они, не чувствуя усталости, начали заново, бессвязно что-то шепча друг другу, говоря о красоте луны, о чуде ночи.

А в промежутках между любовными объятиями он лежал рядом, прижимал ее к себе, согревал жаром своего тела.

В конце концов Рина, утомленная, задремала. А Кил по-прежнему не выпускал ее из объятий. Сам он заснуть не мог. Не отрываясь, смотрел на луну. До утра, повторял он, переводя взгляд на восток. Что-то принесет рассвет — облегчение или ужас смерти?

Чувствовал себя Кил хорошо. Просто прекрасно. На болезнь и намека не было.

Наконец луна начала бледнеть. Далеко на востоке возникли первые розовые блики света. Кил принялся разминать руки. Они совершенно онемели. И в горле, со страхом заметил он, тоже вроде запершило.

О Боже, только не это, про себя взмолился Кил. Будь милосерден, о Господи, сделай так, чтобы все было хорошо. Позволь нам встретить утро.

Восток алел все сильнее и сильнее. Луна пока еще покачивалась на небе, но уже только далекой и бледной тенью. Поднималось солнце.

Устроившись кое-как между сиденьями и приникнув к его груди, Рина крепко спала.

Что это — умопомешательство или действительно болезнь? А может, все дело просто-напросто в том, что он целую ночь провел в таком неудобном положении — отсюда и немота во всех членах?

Стараясь не разбудить Рину, Кил потянулся к бутылке и сделал длинный-предлинный глоток. Боль в горле прошла. Жара не ощущалось, даже ничего похожего на температуру.

Кил бережно положил руку Рине на лоб. Прохладный — такой же прохладный, как и ветерок, что ласкал их ночью.

Кил прикрыл глаза.

Мы выкарабкались, все позади. Да, вроде полный порядок. О Боже Всемогущий, благословен будь в небесах, спасибо тебе, ты сделал это.

— Ну вот, нечто в подобном роде я и ожидал. Ни стыда ни совести!

Кил изумленно захлопал глазами. Неподалеку раздался смех. Прищурившись — солнце уже вовсю било в глаза — он попытался разглядеть, кто же это смеется.

Налегая на весла, к ним стремительно приближался Доналд.

— Идиот! — Кил поспешно попытался прикрыться и прикрыть Рину одеялом. — С ума сошел? Ведь даже не спросил, как я себя чувствую. А что, если сгораю от лихорадки?

— Ни от чего ты не сгораешь, все в полном ажуре. — Доналд подгреб к ним вплотную, и лодки слегка стукнулись бортами.

— А тебе-то откуда знать?

Доналд немного помолчал и посерьезнел.

— Откуда, откуда — от Трентона. Он сказал, что, если бы ты подхватил эту чертову инфекцию, тебя бы уже не было в живых. Мне не хотелось говорить это вчера вечером, потому что… потому что… а, что объяснять, и так все понятно!

Кил посмотрел на небо и засмеялся. Рядом зашевелилась и открыла зеленые глаза Рина. Он быстро и весело поцеловал ее в губы.

— Все позади! Все прошло, любовь моя!

Он потрепал ее по щеке и вскочил так стремительно, что лодка заходила ходуном.

При виде того, как Кил бросился в воду, Доналд довольно заулыбался.

— Ну не болван ли? — обратился он к Рине, ухмыляясь еще шире. — Купаться голышом в такую холодрыгу!

Рина, не отводя глаз, смотрела на Доналда. Растерянность постепенно сменилась чистой и радужной улыбкой.

— Доналд? — Голос ее едва заметно дрогнул.

— Все позади, Ри. Да ничего и не было. Нас просто водили за нос, а теперь игра окончена.

Рина зажмурилась. Итак, ей оставлена жизнь. И Килу оставлена жизнь. Нет, жизнь оставлена им обоим.

Вместе с утром пришло голубое небо, яркое солнце, спокойное море — и жизнь.

Она снова посмотрела на Доналда — радостно и все же недоверчиво. Потом оба они повернулись в сторону, где Кил без устали нырял и снова выныривал на поверхность, вздымая вокруг себя каскады воды, искрящейся на солнце.^

— Болван, говорите? — рассмеялась Рина. — В таком случае, мистер Флэгерти, вы нас обоих можете считать полоумными.

Не переставая смеяться и не обращая внимания на Доналда и покачивающуюся вдали яхту, Рина поднялась, сбросила с плеч одеяло и бросилась в воду. Она оказалась обжигающе холодной, Рину так и передернуло. Но сделалось отчего-то очень хорошо, и даже соленый привкус, и резь в глазах ощущать было приятно. Неожиданно Рина почувствовала нежное прикосновение: Кил обнял ее за плечи.

То ли смеясь, то ли плача, они перевернулись на спину.

— Да, Кил, все позади, — прошептала Рина. — Мы будем жить.

— Большую, долгую жизнь.

— И у нас будут два сына!

— И дочь!

— И дом в колониальном стиле!

— Про попугая не забудь!

— И про бельгийскую овчарку!

— Слушайте, а вам не кажется; что всем этим планированием можно заняться на борту яхты? — несколько остудил их пыл Доналд.

Не обращая на него ни малейшего внимания. Кил замолотил руками по воде и влепил Рине соленый поцелуй.

— Ладно, сдаюсь, — пробурчал Доналд. — Возвращаюсь назад. Отпразднуем победу над чумой, когда вы вернетесь. А пока вот вам сухая одежда. И особо не задерживайтесь, поживее. Впрочем, ты-то, Кил, можешь тут резвиться сколько угодно, но вот отсутствие Рины, боюсь, вызовет бунт на корабле.

С этими словами Доналд поднял было весла, но тут же вновь опустил их. Впрочем, и этого Кил с Риной, продолжавшие целоваться как безумные, почти не заметили.