Татьяна Николина - Бабочки в моем животе, или История моей девственности

Марат схватил меня на руки и прислонил к стене. Я опутала его своими ногами и прижалась к его паху. Я – змея, окольцевавшая свою добычу. И я намерена проглотить ее полностью. Или это я добыча, а он – змея. Ведь это его бесстыжие пальцы заползают под мои трусики, извиваются там адскими кольцами, обжигают меня, заставляют молить о пощаде, биться в ознобе и раненно хрипеть.

Он отрывает меня от стены и в каком-то бесовском танце несет в неизвестном направлении, спотыкаясь о мебель, звеня разбитыми бокалами. Осколки рассыпаются по полу, брызги недопитого виски мокрым фейерверком взрываются в воздухе. Точно так же и мы сейчас взорвемся и рассыплемся. Мир сошел с ума. Это даже не рок-н-ролл. Это уже хеви-метал какой-то.

– Марат, – хриплю я под его ртом, пока он лихорадочно расстегивает ремень.

– Ничего не говори, прошу тебя, – безумно шепчет он. – Все просто. Ты хочешь меня, я хочу тебя. Хватит играть. Это просто секс.

Просто секс???

Отрываю свои губы. Это больно. Будто на морозе прикоснулся ртом к чему-то железному, прирос к нему, а потом отрываешь с кровью.

– Я не спала с Русланом, – четко выговорила я своими больными, распухшими губами. – Он хотел меня изнасиловать. Это следы от ремня.

Лицо Марата отстранилось от меня и застыло. Его губы, глаза замерли. Они изучали мое лицо. Нежадно, но внимательно, нестремительно, но настойчиво. Я пыталась читать по его глазам. В них сначала была страсть, потом появились смущение и, кажется, боль. Он так и держал меня на руках. Держал и смотрел. Тихо, больно и трогательно. Изощренная казнь взглядом.

А потом он отнес меня на диван, сел на него сам, не выпуская меня из рук, и прижал к своей груди. Я свернулась калачиком у него на коленях. Он прижался губами к моим израненным рукам. Губы были такими же горячими, но теперь почти неподвижными. Сейчас они не калечили, а лечили. Я даже обрадовалась за свои раны. Ведь если бы их не было, он не стал бы лечить их своими губами.

– Прости меня, Кэт, – тихо произнес Марат и спрятался в моих волосах. – Но ведь он не… – Внезапно вынырнуло его испуганное лицо.

– Нет, нам удалось сбежать. И… мне захотелось прийти к тебе.

– А я сам едва тебя не изнасиловал, – злился на себя Марат.

– Я тебя прощаю, – великодушно произнесла я.

– Я его убью, – сказал Марат.

– Лучше поцелуй меня еще.

И его губы запорхали над моим ртом. Едва касаясь, они тепло дышали над моими губами, и мне казалось, что мое тело поглаживают сотнями тоненьких пушистых перышек. Я поняла, что бы эти губы ни делали со мной – нежно парили, страстно покусывали или грубо терзали, – мое сердце будет отзываться на них безудержной дробью, а в животе закружат хороводы бабочек. Эти губы – мое наказание и моя награда, мое счастье и мое горе, удовольствие и боль, мой рок-н-ролл.

Я проснулась от дикого удовольствия в своей голове, причиной которого был кто-то, кто жил в моих волосах. Он копошился в них так нежно и бережно, что своей возней не только доставлял наслаждение моей голове, но и пускал мурашки удовольствия по всему телу. От этого головного кайфа была практически неощутима противная боль в висках и затылке. Она превратилась в сладкую боль. Как же я перебрала вчера! И кто все-таки поселился в моей голове, чтобы успокаивать после вчерашнего? С трудом разлепляю глаза и пытаюсь навести фокус. Мутная неразбериха медленно превращается в неожиданную картинку. На картинке интерьер незнакомой спальни. В интерьере – я и мужчина. Мужчина смотрит на мое заспанное лицо, улыбается и что-то делает с моими волосами. О, боже!

– Доброе утро, котенок! – мурлычет мне Марат, и надежда, что между нами ничего не было, куда-то улетучивается. В памяти чудовищный провал.

– Доброе утро! А… что ты делаешь? – интересуюсь я и пытаюсь прочесть в его взгляде ответ на вопрос «был ли между нами секс?».

Взгляд молчит. Рот говорит:

– Я расчесываю твои волосы.

– Расчесываешь волосы? А… зачем? – удивлена я. А вы бы не удивились, если бы проснулись от того, что вам расчесывают волосы?

– Ты же знаешь, я обожаю твои волосы, – расплывается он в умилительной улыбке и проводит гладкой прядкой по своим губам. – Я хочу жить в твоих волосах. Ты ведь сама сказала, что я фетишист.

– И давно ты этим занимаешься? – все так же удивлена я.

– Не знаю. Наверное, да. Но с тобой я не замечаю времени. Ты такая беззащитная, когда спишь. Как котенок.

Он улыбается, а я пытаюсь незаметно ощупать себя под одеялом. Этого и следовало ожидать, кроме стрингов, на мне ничего нет.

– Завтракать будешь? – интересуется Марат. И мои подозрения возрастают. Разве мужчина кормит женщину завтраком, если между ними ничего не было?

– Я сейчас принесу, – не дожидается он моего ответа и удаляется на кухню.

Я вскакиваю с кровати и лихорадочно пытаюсь отыскать на простынях следы дефлорации. Чисто. Вполне вероятно, конечно, что у меня это произошло бескровно. По крайней мере, даже если он и лишил меня девственности, то не знает об этом. И это не может не радовать. Другое дело, что я, возможно, навсегда утеряла из памяти свой первый раз. Хорошенькое дельце, дожить девственницей до двадцати лет, чтобы потом по пьяни лишиться невинности и даже не помнить об этом.

В дверях вырастает Марат в халате и с подносом в руках. В отличие от меня он выглядит свежим и бодрым. Ну, с одной стороны, это и понятно. Уж он-то помнит все события прошлой ночи.

Обжигаю губы горячим кофе. Вообще, я не кофеманка, предпочитаю чай, но сегодня уж очень надо как можно быстрее проснуться. Марат притащил мне бутерброды. Весьма кстати. Заботливые мужчины в наше время – такая редкость. Благодарю его взглядом, зубами вгрызаюсь в бутерброд.

– Курить будешь? – неожиданно спрашивает он.

Протестую, отрицательно качая головой. Ненавижу курить по утрам. А после вчерашнего я вообще сегодня не притронусь к табаку.

– А с каких пор у тебя курят?

– С тех пор, как здесь появилась ты.

– Но ведь у тебя, кажется, аллергия?

– Да, – вздохнул Марат, – но ради тебя даже моя аллергия согласна потерпеть.

Нет, стопудово что-то было! Голову даю на отсечение! Печально, конечно, что я ничего не помню.

Интересно, а как я ему в постели? Понравилась? А мне? Подлая память, вернись сейчас же!

Я поставила на столик чашку и опять забралась под одеяло. Марат улегся поперек кровати, подпер лицо руками и уставился на меня.

– Что-то не так? – встревожилась я и представила, как кошмарно я, наверное, сейчас выгляжу. Вообще по утрам я обычно смотрюсь неплохо, даже без косметики. Правда, похожа на ребенка. Но вчерашний бурный вечер, переросший в сумасшедшую ночь, не мог не оставить следов на моем лице.