Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь-2 или профессор Вильчур

— Ах, так?! Значит, здесь такие методы? Я вижу, что затевается против меня какая-то интрига! Хотите свою вину свалить на меня! Может быть, я должен отвечать за отсутствие дисциплины в клинике, за необязательность отдельных привилегированных лиц из персонала?.. Было бы возмутительно, если бы не коренился во всем этом очевидный абсурд. О нет, мои дорогие! Я не боюсь интриг и клеветы. Я не боюсь ответственности, когда она, действительно, лежит на мне. Но сейчас, когда вы вынуждаете меня, я не собираюсь дальше скрывать то, о чем думаю. Да, я скажу открыто. На протяжении ряда лет я руководил этой клиникой, и у меня подобные случаи были абсолютно исключены. У меня господствовала дисциплина, у меня никто не пользовался каким-то особым отношением, у меня каждый нес ответственность за выполнение своих точно определенных обязанностей. Может быть, поэтому меня считали слишком суровым и требовательным начальником, но зато тогда не играли жизнью людей!.. Вот как раз Донат и является жертвой этих случаев, которые господствуют здесь сейчас. Они убили Доната, и, слава Богу, не я несу за случившееся ответственность!..

Не только произнесенные слова, но и поза, взгляд и выражение лица Добранецкого дышали осуждением всех собравшихся в кабинете.

В тишине раздался голос профессора Вильчура:

— Я попросил бы коллегу успокоиться и не выносить приговоры. Никто здесь не плетет против вас интриги, никто не сомневается в ваших заслугах, никто не обвиняет вас. За все, что происходит в клинике, несу ответственность я.

— Вот именно. И я так думаю, — иронически усмехнувшись, ответил Добранецкий, кивнул головой и вышел из кабинета.

После смерти Доната на операционном столе в клинике воцарилось подавленное настроение. Весть о случившемся, конечно же, быстро донеслась до города, и не прошло и часа, как холл клиники наполнился журналистами и фоторепортерами.

Смерть Леона Доната, тенора, который как раз находился в зените славы, должна была потрясти весь мир. Поскольку смерть наступила при столь неожиданных обстоятельствах, событие это становилось сенсационным. Старательно работали карандаши репортеров, собирая крупицы информации у врачей, сестер и даже у служащих клиники. Только профессор Вильчур не хотел принять никого из репортеров, сообщая, что ему нечего сказать. Зато его заместитель, профессор Добранецкий, охотно дал интервью.

В нем он со всей лояльностью дал свою оценку и признание профессора Вильчура, как известного хирурга и добавил, что проведенная им операция не могла закончиться летальным исходом и не закончилась бы, если бы не отдельные недостатки в организации работы клиники. Мимоходом отметил также, что раньше подобное не встречалось, как в те времена, когда клиникой руководил еще молодой тогда и не обремененный тяжестью глубоких переживаний профессор Вильчур, так и тогда, когда он сам, профессор Добранецкий, был здесь руководителем.

— Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, — сказал он. — Руководство таким учреждением требует очень много сил, нерастраченной энергии, не ослабленной трагическими переживаниями твердости. Каждый из нас, врачей, отдает себе отчет, по крайней мере, должен отдавать отчет в том, что несет большую ответственность за жизнь вверенных ему пациентов, что свою благородную миссию может выполнить только тогда, когда сам полон духовных и умственных сил, которые, впрочем, с течением времени исчерпываются, даже в тех случаях, когда жизнь протекает нормально. Поэтому со всей убежденностью должен стать на защиту профессора Вильчура и считаю, что имею право требовать для него снисхождения.

— Господа, — продолжил он, — ваши читатели хорошо знают, какие тяжелые переживания вырвали профессора Вильчура на долгие годы из нормального образа жизни. Поверьте мне, что факт многолетней амнезии, потери памяти, и прозябания в нужде, в страшных условиях среди простолюдинов не может не отразиться на психике, на умственных способностях и на воле человека. И так заслуживает восхищения то, что профессор Вильчур нашел себе достойный источник силы духа, что спустя столько лет сумел перейти от практики знахаря, от самых примитивных способов лечения к руководству большой клиникой, где и молодого, энергичного человека могли бы испугать чрезмерно сложные организационные решения, требующие неустанной бдительности и постоянного контроля. Убедительно прошу вас, господа, подчеркнуть мое большое уважение к профессору Вильчуру, который в своем возрасте, когда любой другой доктор, жизнь которого протекала нормально и спокойно, ищет отдыха, все еще занимает руководящее положение.

Прощаясь с журналистами, профессор Добранецкий условился, что интервью будет опубликовано как можно точнее.

— Я не могу, разумеется, оказать влияние на характер и качество комментария журналистов по поводу этого случая. Однако мне бы не хотелось, чтобы в результате искажения высказанных мной мыслей кто-нибудь из читателей сделал неправильные выводы о моем отношении к случившемуся.

К пяти часам вечера на улицах Варшавы появились экстренные выпуски, сообщающие о смерти известного тенора. Корреспонденты зарубежных газет прислали длинные телеграммы. Все международные линии телефонов на Берлин, Вену, Париж долгое время были заняты.

В городе ни о чем другом не говорили. В экстренных выпусках сообщались только сухие факты, но сами заголовки уже содержали осуждение: "Великий певец Леон Донат умер под ножом профессора Вильчура", "Не обследовано перед операцией сердце", "Жертва преступной халатности в клинике профессора Вильчура"…

Варшава бушевала. Перед зданием клиники собралась многотысячная толпа почитателей таланта умершего певца. Оттуда раздавались резкие окрики в адрес профессора Вильчура и вообще персонала. Чуть было не избили выходившего из клиники доктора Жука, а полиция с трудом справилась с толпой, чтобы дать возможность проехать "скорой помощи", которая привезла какого-то пациента.

В самой клинике воцарилось похоронное настроение. Пожалуй, один только профессор Вильчур не прервал своих ежедневных занятий. Старался не замечать выражения лиц подчиненных, их нервозности, казалось, не знал о волнении в городе, казалось, не слышал криков возмущенной толпы под окнами.

Он как раз закончил вечерний обход пациентов и спускался вниз в тот момент, когда привезли нового. Ассистирующий профессору доктор Кольский хотел заняться его приемом, но Вильчур сам подошел к врачу "скорой помощи", чтобы принять больного. С носилок, с которыми два санитара направились в приемный покой, раздавались тихие стоны, путь отмечался густыми каплями черной крови.

— Что с ним? — спросил профессор Вильчур.