Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь-2 или профессор Вильчур

Первым заговорил Вильчур:

— Вы посмотрите, как удивительно красиво всходит солнце. Здесь, в пограничных районах, даже поздняя осень необыкновенно прекрасна. В этом живительном воздухе легкие дышат иначе, чем в городе, особенно старые легкие.

Он сделал паузу и потом добавил:

— И хотя у вас они молодые, так легко я вас не отпущу.

— Но, пан профессор… — начал Кольский.

— Не о чем даже говорить, — прервал его Вильчур. — Что это за нарушение субординации? Ну, пойдемте, там уже, наверное, завтрак готов.

В комнате Люции уже действительно был приготовлен завтрак. Люция наливала молоко в кружки. Донка крутилась вокруг стола.

Люция поздоровалась с Кольским непринужденно, однако выглядела бледной.

— Так как повеселились у Павлицких? — спросил Вильчур, целуя руку Люции.

Она улыбнулась ему в ответ.

— Ах, замечательно, профессор. Портило мне вечер лишь то, что на нем не было вас. Все спрашивали, почему вы не приехали, а хозяева были искренне огорчены. В самом деле я чувствовала себя счастливой, слыша, как все говорят о вас. На следующей неделе мы должны будем поехать туда обязательно с вами…

Кольский присматривался к Люции с удивлением, которое с трудом скрывал. Она вела себя как кокетка. За завтраком обращалась только к профессору, с улыбкой подавала ему хлеб и масло, много и оживленно говорила.

Когда завтрак был закончен, она безразличным тоном обратилась к Кольскому:

— Вы уже были у Прокопа и попросили лошадей?

— Нет еще, — опуская глаза, ответил Кольский.

— Если вы хотите успеть на поезд, нужно выехать до девяти часов.

— Хорошо, я сейчас пойду на мельницу.

Вильчур кашлянул.

— Коллега Кольский сегодня еще не уедет. Я уговорил его остаться: он должен мне помочь. У нас ведь две серьезные операции, а я сомневаюсь, что Павлицкому после бала захочется приехать к нам. Наверное, он устал и лежит в постели.

На это никто не отреагировал.

В сенях уже ждали пациенты. Их было немного: три бабы, закутанные в толстые платки, один литовец из Бервинт и двое детей с грыжами из Нескупы. Кроме них, был еще рыжий Вита-лис, работник с мельницы, который утром поскользнулся и, падая, вывихнул ногу.

До двенадцати часов Вильчур и Люция приняли всех пациентов. Кольский был еще занят в операционной составлением сложного перелома руки одной из пациенток. У нее было слабое сердце, поэтому операцию пришлось проводить без наркоза. Время от времени раздавались крики оперируемой.

Профессор снял халат, помыл руки и сказал:

— Зайдите ко мне сейчас, панна Люция, я покажу вам кое-что.

— Да? Ах, я догадываюсь. Вчера же должна была прийти посылка с закупленными аппаратами.

— Да, посылка действительно пришла, — подтвердил Вильчур, — но, кроме нее, я получил еще кое-что, что-то очень интересное.

— Вы и в самом деле заинтриговали меня.

— Вы знаете, когда я был в Вильно, то познакомился с доктором Юзьвиньским, который преподает в университете. Очень прогрессивный и милый человек. Он уже знал о нашей больнице и заинтересовался ею. Я много рассказывал о нашей работе, и сейчас он прислал мне письмо. Я хочу вам его показать.

Они зашли в комнату Вильчура, и профессор подал Люции сложенный лист бумаги. Она развернула его и прочла:

"Уважаемый профессор и дорогой коллега!

Вчера получил Ваше сообщение и обрадовался, что смогу Вам как-нибудь пригодиться вместе со своими питомцами. Я уже разговаривал с некоторыми из них. Большинство принимают Ваше предложение с энтузиазмом. Работать под Вашим руководством, откровенно говоря, это честь для каждого врача, не говоря уже о начинающих. Я только не совсем согласен с Вами, что следует выбирать кандидатов, имеющих какие-нибудь доходы. Сейчас у меня три кандидата. В первую очередь пришлю Вам самого способного из них, доктора Шимона Ясиньского. Это молодой парень из хорошей семьи, трудолюбивый, честный и многообещающий врач. Я уверен, что под Вашей опекой он действительно станет хорошим специалистом. Полугодичный стаж в Вашей клинике будет ему полезен. Через шесть месяцев я пришлю Вам следующего. Я уже разговаривал с деканом, и он, конечно, без всяких возражений согласился засчитать ему практику в Вашей больнице. Вы можете быть уверены, дорогой профессор, что мы помним Вас и не оставим одного без помощи ни на один день. Доктор Ясиньский выезжает послезавтра. Самые сердечные пожелания плодотворной работы.

Искренне Ваш Ф.Юзьвиньский" Люция закончила читать и посмотрела на профессора.

— Как вам это нравится? — спросил Вильчур.

— В принципе… — начала Люция, — в принципе это действительно очень хорошая мысль, но…

— Что но?

— Я не понимаю здесь одного: почему в письме сказано, что не оставят вас одного? Если вы рассказывали там о нашей больнице, наверное, вы вспоминали там и обо мне?

Голос Люции слегка дрогнул. Она предчувствовала, что услышит от Вильчура. Профессор кивнул головой.

— О да! Я не только вспоминал. Вашу жертвенность я вознес до небес, дорогая панна Люция. Я не представляю себе лучшей помощи, чем та, которую вы оказывали мне.

Люция закусила губу.

— Почему вы говорите в прошедшем времени?

Вильчур спокойно ответил:

— Потому, панна Люция, что от этой помощи, к сожалению, я должен буду отказаться.

— Профессор!..

— Ведь мы оба понимаем, панна Люция.

Она нахмурила брови.

— Я этого… не понимаю, — убежденно сказала она. — Не понимаю и никогда не пойму. Если вы были довольны мной, а я убеждена в этом, так почему вы хотите избавиться от меня? Профессор! Как вы можете, даже не согласовав со мной, перечеркнуть все наши совместные планы!

Вильчур улыбнулся, а в его глазах мелькнула грусть.

— Не я перечеркнул их. Их перечеркнула судьба, предназначение. А перечеркнуты они оказались потому, что никогда не имели права на существование.

— Это неправда, — запротестовала она.

— Самая правдивая правда, — профессор покачал головой.

— Значит, я докажу вам это.

— Каким образом?

— Самым простым. Я останусь с вами. Останусь навсегда. Клянусь вам, что ничего иного я не желаю, что была бы глубоко несчастной, если бы вы меня сейчас оттолкнули. Я продумала все свое будущее и вижу его только рядом с вами. Не хочу иного, не могу принять иного. Конечно, если вы хотите, чтобы сюда приезжали молодые врачи на практику, я ничего против не имею, но и я тоже останусь. Останусь вашей помощницей, вашей женой. Иначе быть не может.

На лице Люции появился яркий румянец. Ее руки дрожали…

— Я не знаю, что заставило вас изменить решения, принятые уже давно, — сказала она. — А впрочем, и не хочу знать этого. Вероятно, вы поддались каким-то сомнениям. Но вы ошибаетесь, думая, что сможете так легко отказаться от того, на что я имею право.