Борис Михайлов - Немецкая любовь Севы Васильева

Рентген показал, что ничего серьезного, ногу Севе смазали какой-то мазью и заново перебинтовали. Через несколько дней прошел и синяк.

Происшествие с байкерами не напугало Севу, такое могло случиться и в Стародубске. Связь с происшествиями в "Фениксе" и на митинге, отмёл. Но опять задумался, как быть дальше. Не выходила из головы встреча в доме Бутузовых, посольский кэгэбэшник с пропагандистскими увещаниями. Без них, сколько дней и ночей он терзался сомнениями! Остаться, рискнуть начать жизнь с белого листа, или вернуться ко всему привычному — в комнату — четырнадцатиметровку, шумный закопченный цех, и оказаться снова с друзьями, со всем, к чему привык за двадцать восемь лет. Принять решение, от которого зависела вся будущая жизнь, очень не просто, и Сева постоянно откладывал его.

"Как быть с отцом? Уеду — больше не увижу. Еще раз не выпустят, он не сможет приехать в закрытый город. Так поздно встретились, и расстаться… Никто еще не относился ко мне с такой заботой и вниманием! Вырос без родительской ласки, лишь взрослым ощутил, какое счастье, когда кто-то заботится обо мне, старается угадать мои желания… Не привыкну к здешнему образу жизни. Без друзей, знакомых… Когда рядом Марика, забываю о них. Останься она со мною, вместе пережили бы разлуку с друзьями детства, с городом. Первое время она заменила бы их, начну работать — появятся друзья и приятели. Она предала. Остается вернуться домой… Но забыть, что где-то далеко, в чужой стране, доживает родной отец, не удастся никогда. Мысль эта будет постоянно преследовать". Сева разрывался в сомнениях.

***

В гостиной Севу ждал очередной подарок — поставили видеомагнитофон. Подобную технику в Стародубске никто из знакомых еще не имел. Амалия принесла стопку кассет, и, просмотрев с Севой небольшой фрагмент видеофильма или музыкального номера, нетерпеливо меняла кассеты. Концертные номера, погони, перестрелки, экзотические пейзажи и животные, снова музыкальные фрагменты мелькали на экране. Сева потрясен — кинотеатр дома, телевизор с собственными программами.

Высокий мужичок в русской поддевке пел "Очи черные", когда пришел отец и отослал Амалию.

— Слушаешь Рубашкина? Русский певец из Зальцбурга, — с помощью разговорника, пояснил господин Клуге и выключил видеомагнитофон. — Поговорить хочу. Открыл бар, достал бутылки, бокалы. Налил Севе и себе "Смирноффа" и начал долго откладываемый разговор. Он уже знал, что Марика улетела к жениху.

— Переживаешь?.. Марика несерьезная избалованная девица. Может и лучше, что вернулась к жениху, — проговорил отец, заглядывая в бумажку — подготовленный перевод. — Найдем тебе невесту и жену. Мужчина видный, тобою многие интересуются.

Сева долго листал разговорник, пока составил ответ.

— Больше твоим богатством.

— Не все. Девушки из достойных семей, — отец показал Севе написанную заготовку. К разговору с сыном подготовился.

— Домой тянет.

— Еще не видел Германии, моё дело не узнал. За короткий срок нелегко понять жизнь другой страны. Поживи, присмотрись…Ты способный, язык дается. Подучишь еще и поступишь в университет, появятся друзья. Я позабочусь о твоем будущем. Мой долг искупить вину за страдания Лизетт, сделать тебя счастливым.

Узнав от Севы подробности его жизни, отец так и не мог понять, что влечет сына домой. Рассказы его потрясли г-на Клуге. Из газет и телевидения какое-то мнение о жизни в Советском Союзе он имел, но не задумывался, насколько оно справедливо. Подробности обыденной жизни, детали, с которыми познакомил сын, поразили, превзошли все представления г-на Клуге о жуткой жизни в Советском Союзе. А Сева не жаловался на жизнь, наоборот хвастал, гордился. Приличная зарплата (250 рублей) — ему хватает, собственная комната, учился в институте, готовиться поступить в Университет, два раза в неделю ходит в спортзал, все бесплатно. Восторженно рассказывал об условиях работы на заводе, как отмечает с друзьями праздники. Со смехом вспоминал, как его отговаривали от поездки к отцу, пугали провокацией. Чем гордится сын, г-н Клуге никак не мог понять, по нескольку раз перебивал, вернул Амалию и заставлял её переспрашивать сына, удивлялся, как можно жить в таких нечеловеческих условиях и чувствовать себя счастливым.

"Сильны русские в пропаганде своего образа жизни! — убедился г-н Клуге, слушая сына. — Вбить в голову молодого человека такое превратное представление о ценностях жизни!.. Нелегко теперь перевоспитать".

Решение сына уехать, для него — трагедия. Сева это понимал, видел, каким грустным, беспомощным стал отец. Старался смягчить удар, жалел. Они подолгу молчат. Нет слов, которые примирили бы отца с отъездом сына. Тем более, постоянно приходится обращаться к помощи бумажки с текстом или разговорника. Изредка отец что-то спросит, Сева ответит и снова молчание.

— Кто у тебя остался в России?

— Трудно объяснить словами. Нет таких слов. Не могу передать все нюансы.

Целый месяц отец делал всё, чтобы у Севы проснулись сыновние чувства. Знакомил с многочисленными родственниками и друзьями, возил на свои предприятия, пытался увлечь производственными проблемами. Показывал, какие жизненные перспективы откроются, если продолжит его дело. Увидел равнодушие Севы к производству, переключился на археологию.

— Влечёт археология — в нашей стране у неё глубокие корни, работают известные во всем мире ученые. И в этом направлении помогу найти себя.

Уговоры отца, его связи, материальные блага, ожидавшие, если останется, не убедили Севу отказаться от решения вернуться домой в Стародубск. С предательством Марики порвалась тонкая нить, связывающая с чужой страной и отцом.

Расстроенный, отец ушел, не попрощавшись, Сева подумал, снова решил позвать переводчицу. Но он не вернулся.

***

Елена опять перебила длинный монолог мужа.

Всё рассказываешь об отце, своих приключениях, расписываешь мне красоты мест, где побывал. Я жду объяснений, что у тебя было с Марикой! Неужели не влюбился в красавицу, богатую наследницу?

— Что сказать? Приехав из маленького провинциального городка, конечно, был ошарашен, удивлен, сражен новой обстановкой, поражен вниманием, оказанным мне — детдомовцу, окружением красивых молодых женщин. В первые же дни влюбился в свою переводчицу, потом в Марику, которая часто подменяла её. Ничего серьезного быть у нас не могло. Марика была помолвлена, жених — преуспевающий адвокат, а я кто — необразованный мужлан в её глазах.

— И наследник крупного состояния.

— Об этом никогда не думал. Марика, кстати, тоже из семьи не менее обеспеченной, чем Клуге, может и более.

— Если всё, как рассказываешь, с какой стати через двадцать лет напомнила о себе, ваших поездках? А поцелуи и письменные уверения в любви? Пытаешься убедить, что между вами ничего не было. Не верю. Читала о западной молодежи шестидесятых — семидесятых, о нравах, царивших в то время в их среде.