Татьяна Туринская - Танец белых одуванчиков

Тамара воскликнула:

— Но ведь это не могли быть последние деньги, правда, папа? Ведь не может же быть, чтобы у нас ничего не осталось! Ведь существует же завод, в конце концов, он ведь тоже чего-то стоит! Да и та партия товара, что на таможне. Ведь рано или поздно вопрос решится и груз отправится по адресу!

Зельдов вздохнул еще более горестно. Ох, как нелегко ему было признаваться дочери в своих ошибках!

— Никуда он, Тамарочка, не отправится. Никуда. Тут бы мне самому куда подале не отправиться… Там ведь, детка, все очень и очень серьезно… Впору сухари сушить. Да, ты была права — по неустойке я отдал не последнее. Последнее ушло на взятки, чтобы отмазаться от того дерьма, в которое я влез с головой. Денег не осталось абсолютно, голый да босый, а угроза еще не миновала. По сей день дамоклов меч висит на волосинке. В любую минуту, Тамарочка, в любую минуту…

Семен Львович опять расплакался. Тамара сидела, совершенно потрясенная. Господи, ужас-то какой! Еще не хватало, чтобы ее отца посадили! Какой позор! Ее же тогда ни в одно приличное общество не примут!

И тут вдруг Тамаре стало ужасно стыдно за свои мысли. О чем она думает? Как же она может думать о себе, когда над всей семьей нависла такая угроза? Папочка, бедный папочка! Он ведь только хотел, чтобы его девочкам было хорошо, только ради них и вляпался в нечестную игру. Только ради того, чтобы видеть радость на их лицах, даря очередную дорогую игрушку.

Тамара тут же подскочила, присела перед отцом на корточки, обхватила его ноги, уткнулась лицом в колени и тоже расплакалась:

— Папочка, папочка! Не плачь, не надо! Родненький, миленький, не плачь! Все обойдется, все будет хорошо. Я сделаю все, что ты захочешь, ты только скажи. Скажи, что нужно, папочка, я сделаю. Ты только не плачь…

Через несколько минут оба успокоились. Выплакавшись, смогли перейти на деловой тон. Зельдов откашлялся немного, и провозгласил:

— Ну все, все, поплакали и будет. Слезами горю не поможешь. От тебя, Тамарочка, собственно говоря, уже ничего и не требуется. Слава Богу, ты в безопасности — ты замужем, ты Андрианова, и твоему благополучию ровным счетом ничего не угрожает.

Тамара возразила:

— Да, но я ведь хочу помочь! Ты мне только скажи, папочка, скажи, что делать, чем я смогу помочь. Ты ведь уже наверняка придумал выход, правда?

Семен Львович вновь вздохнул:

— Ну, детка, выход — это слишком громко сказано. Выхода по большому счету у нас нет. Нам сейчас нужно думать не о том, чтобы вернуть утраченное состояние, а как сохранить хоть что-нибудь, чтобы было банальным образом на что жить. Очень, знаешь ли, не хочется оказаться снова в типовой хрущевке. Однако дом таки придется продать…

Тамара вскинулась но промолчала в ожидании разъяснений.

— Да, Тамарочка, да. Дом таки придется продать, — печально повторил Зельдов. — Это вопрос времени, другого выхода у нас нет. Мне одно только содержание этого дома вместе с прислугой выливается в жуткую сумму. Раньше я посчитал бы это целым состоянием… А денег ведь нет совсем…

Тамара не выдержала:

— Но ведь ты продал мой Мерседес!

Семен Львович криво усмехнулся:

— Если бы продал, детка, если бы… Впрочем, продать его можно было бы в лучшем случае за полцены от покупной стоимости. Нет, детка, на твоей машине нынче ездит старший следователь по особо важным делам… Да все равно тех денег хватило бы на месяц-другой, не больше, да и то при условии жесточайшей экономии. Нет, дочуля, наш дом мне нынче не по карману. Придется продавать, никуда не денешься.

— На моем Мерседесе? — потрясенно переспросила Тамара. — Какой-то мент?!

— Не какой-то, Тамарочка, — поправил ее отец. — Если бы не этот мент, твой папочка в шикарном полосатом костюме сейчас смотрел бы на тебя через решетку. Эх, да если бы он был один, этот мент! Их там знаешь, сколько голодных? Так что твой Мерседес — так, мелочи жизни. Песчинка, образно выражаясь…

Тамара молчала. Господи, какой ужас! Докатились… На ее любимом Мерсике нынче ездит какой-то гад-взяточник. И это, по папочкиным словам, мелочи жизни?! А дом? Боже, а как же дом? Их дом, их любимый дом, их несказанная гордость!

— А как же дом, папочка? Дом продавать нельзя. Ну пожалуйста, папочка, не надо дом, а? Лучше продай свой завод — зачем он тебе теперь? Продай его, а на вырученные деньги мы сможем жить несколько лет. А там, глядишь, дядя Илья выйдет и что-нибудь придумает. Или заберет нас к себе. А?

— Ох, Тамарочка, ох, дочуля, какое же ты еще дитя! Да кому он нужен, тот завод? Кто его купит, недостроенный? Да даже если бы и нашелся желающий… Не могу я его продать, Тамарочка. Не могу.

Тамара усмехнулась недовольно:

— Что, дорог, как память? О мусоре, на котором ты поднялся?

— А вот хамить не надо, — резко оборвал ее отец. — Не надо хамить, деточка. Насколько мне не изменяет память, раньше эти деньги тебе не воняли. А продать его нельзя, потому что мне он не принадлежит. Права у меня такого нет — продавать чужое.

— Как же чужое, — удивилась Тамара. — А на кого ж ты его оформил? На маму? Или на Соньку?

Семен Львович горько усмехнулся:

— Ни на кого.

Тамара посмотрела на него недоверчиво.

— Да брось. Так не бывает. Ведь на кого-то же все это оформлено?

— Частично. Что-то оформлено, что-то нет. Не успел…

Тамара взорвалась:

— Что значит "не успел"?! Как можно было строить без оформления?!

— А вот так, — глупо усмехнулся Семен Львович. — Слишком понадеялся на всемогущество денег. Самоуверен был сверх разумного. Начал строить, не дождавшись решения муниципалитета о землеотводе. Уверен был — да разве ж Зельдову посмеют отказать?! Да и завод такой городу действительно нужен. Вот и решил не терять времени даром. А оказалось, на эту землю еще какой-то умник глаз положил. Так и висит этот вопрос по сей день в воздухе. Если бы я мог и дальше его лоббировать, суть оплачивать, была бы надежда, что рано или поздно эта земля будет отдана мне в аренду минимум на сорок девять лет. А теперь получается, что только мой оппонент подкидывает пачки зеленых банкнот в костер чиновничьей алчности. Вот и догадайся с трех раз, в чью пользу будет вынесено решение. И это притом, что я в это дело вбухал целую прорву денег. Даже не в само здание, а именно в решение о землеотводе. А о самом здании я и вообще молчу. А новый хозяин за него ни копейки не заплатит. В лучшем случае присвоит себе на халяву со всеми потрохами.

— В лучшем? — удивилась Тамара. — А что же тогда в худшем?!

Семен Львович ответил с неприкрытой злостью, как будто это была прямая вина дочери:

— А в худшем, Тамарочка, от меня потребуют это здание снести. А это, между прочим, тоже стоит немалых денег. А потом еще и заставят вывести мусор.