Татьяна Туринская - Сволочь ты, Дронов!

— Артем?

Алька хотела сказать мужу, что его разыскивал коммерческий директор. Обошла все закулисье концертного зала 'Россия', прежде всего, конечно же, заглянула в буфет. Загоруйко нигде не было. Кто-то из музыкантов ехидно намекнул:

— Кажется, он в Лилькину гримерку зашел.

Ох уж эти доброхоты! Хотела было Алька сказать шутнику все, что о нем думает, да время поджимало — вот-вот по внутренней трансляции объявят ее выход, а она еще не нашла супруга. Заглянула в гримерку Подгорной:

— Артем?..

Загоруйко стоял, прислонившись к туалетному столику. У его ног в одних колготках на корточках сидела Лиля, ритмично окунаясь симпатичной мордашкой в область расстегнутой ширинки продюсера…

Алька не хотела плакать, но независимо от ее желания глаза были полны слез. Дорога в свете фар расплывалась, мельтешили рваными лучами фонари вперемежку с огнями светофоров. Алька рассердилась: да что же это такое, не хватало из-за этой сволочи еще разбиться! Нет, какой же все-таки Молдаков придурок!

Прием с Молдаковым, однако, переставал действовать. Хоть тысячу раз скажи 'Молдаков', мысли помимо воли возвращались к весьма откровенной картине, которой она стала свидетельницей. Тут уже до Молдакова никакого дела не было. Пусть себе закрывает сколько угодно концертов, пусть хоть каждый месяц устраивает прощальные туры. Какое ей дело до Молдакова, если ее только что предали?!

А ведь ей говорили, говорили! А она… Дурочка легковерная! Фу, как это мерзко, как гадко! И как тривиально, неоригинально. Господи, почему же так больно?!!

Алька проскочила нужный поворот. Ну вот, теперь придется делать круг в несколько километров, ведь разворот здесь запрещен. Нет, это никуда не годится. Надо успокоиться, взять себя в руки. Иначе она и следующий круг проскочит, до самого утра будет светофоры считать.

Алька притормозила у обочины, выключила зажигание. Надо успокоиться, а то ведь и до беды недалеко. И еще надо сообразить, как теперь вести себя с предателем. Что делать? Интересно, что он ей теперь расскажет? Будет извиняться и просить прощения? Нет, вряд ли. Тот Загоруйко, которого знала Алька, вряд ли стал бы себя так вести. Тогда что? Опять будет утверждать, что всего-навсего выполнял работу? И что вот это — тоже часть воспитания подрастающего поколения?! Или, может, как Билл Клинтон скажет, что оральный секс — это не измена, к интимным отношениям между мужчиной и женщиной не имеет отношения? Что Лилька, как и Моника, сама виновата, а он, мол, тут вовсе и ни при чем, что не может он отвечать за то, что женщины, как дети малые — что увидят, все в рот тянут?!

А что? Он такой. Загоруйко запросто может выкрутиться. Еще и Альку сделает виноватой. Мол, ты без конца по гастролям мотаешься, что еще остается делать несчастному покинутому мужу?! И, конечно, будет давить на жалось. Возможно, даже попросит прощения. И что? Простить?! Вот эту мерзость, когда практически все знают, одна жена, как дура набитая, свято верит в честность мужа? Чтобы он и дальше оставлял ее дурочкой безмозглой?

Алька не жаждала крови, вовсе нет. Но и прощать такое было выше ее сил. Кто знает, был бы на его месте кто-то другой, может, и смогла бы простить. Но для этого нужно очень-очень сильно любить. А любила ли она мужа? Раньше была уверена — да. Теперь… Теперь откуда-то вдруг пришло понимание — она любила не самого Загоруйко, а спокойствие и умиротворенность, которые он принес в ее жизнь. А к нему самому испытывала, скорее, благодарность. Но до такой ли степени она была ему благодарна, чтобы простить предательство? Нет, простить она не сможет. И что ей остается? Развод?

Да, конечно, развод. А что потом? Как показывает практика, очень многие артисты после развода сильно теряют в весе. В смысле, в цене. Например, стоило только Вовке Недосольцеву бросить дочь самой Царицы, или, как ее еще именовали в широких кругах, бабушки российской эстрады, Кристину Литовскую — и что, и где сейчас Несоленый?! Царица — вот она, безголосая Литовская уже всем глаза намозолила, а Вовка, талантливый, между прочим, человек, кормится разовыми выступлениями в ночных клубах. Александра, опять же. Была вся из себя, можно сказать, в шоколаде. А как ушла от мужа, минимум два раза в цене потеряла. И кому какое дело, что бывший муж, по совместительству продюсер, отец ее троих детей, избивал все семейство до кровавых потеков, невзирая на то, что лицо Александры, можно сказать, его личная визитная карточка. И кредитная, кстати, тоже.

Да, развод наверняка сильно ударит по Алькиному карману. Возможно, доступ к сцене она вообще потеряет, как Недосольцев. Правда, Загоруйко — еще далеко не Царица, но гадостей тоже может натворить. Да, потеря в цене — это, видимо, минимальная плата за развод с ним. Ну что ж, пусть так. Не жить же с предателем.

Алька немного успокоилась, включила зажигание и плавненько тронулась с места. Теперь главное не проскочить следующий круг. А там… как-нибудь, глядишь, да утрясется. А где ей жить? Куда она сейчас едет? Ведь тот дом, где они жили с Загоруйко, она уже никогда не сможет назвать домом. Как он мог?! Ему что, мало гримерок?! Или офиса? На худой конец, хотя бы машины? Зачем же в дом-то вести?! Неужели он укладывал Лильку в Алькину кровать?! Господи, как же тошно!..

Не в силах оторваться от горестных мыслей, Алька проскочила очередной круг. И сама не заметила, как оказалась за пределами Москвы. Уже не пыталась сдержать слезы, старалась только вовремя их смахивать мизинчиком, чтобы не застилали глаза. Мимо летели фонари и километры, а она все мчалась куда-то в ночь. Куда-то? Знала ли она сама конечный пункт своего путешествия?..

Дом, родимый дом. Номер семь по улице Каштановой. У подъезда — ни души, все давным-давно спят. Четвертый этаж. Вот она, квартира номер тринадцать. Алька остановилась на мгновение, протянула руку к звонку, и тут же резко ее отдернула. Сделала три шага вправо и позвонила в четырнадцатую.

Долго никто не открывал. Алька успела усомниться в правильности действий. Господи, зачем она здесь?! Что делает? Ведь столько лет прошло, Он, наверное, уже забыл ее. А может, Он снова женился? Может, Валентина вернулась к Нему? Алька никогда не задавала матери вопросов о Нем, а сама та то ли не догадывалась, то ли из принципа молчала. В результате последние сведения о Нем Алька получила в памятный материн приезд в Москву вскоре после свадьбы. Нет, надо убежать. Еще не поздно. Она сядет в машину и вернется в Москву, никто даже не догадается, что этой ночью Алька была в Н-ске. Бежать!..

Алька уже развернулась, уже сделала шаг к лестнице. Но тут дверь открылась.

На пороге стоял заспанный Матвей. Алька подивилась — надо же, как вырос, длиннющий стал, как отец! И как похож.