Анастасия Дробина - Билет на бумажный кораблик

Да, решено. Завтра же – к Маруське. Близится Иван Купала, самые травные дни, и мы с утра до ночи будем бродить по лесу и дальним лугам, собирая в безразмерные сумки нужные травы и цветы. Перун ждет меня в зеленом сумраке ветвей, а за ним поблескивает темная вода лесного бочага, в которую так зябко входить на рассвете, когда она покрыта розоватым киселем тумана. Снова будут короткие летние ночи, круглая луна над лугом, ее насмешливый лик, отражающийся в бочке с водой у крыльца. Будут стремительно проносящиеся июльские грозы, после которых так свежеет воздух и так весело шелестит мокрая листва в яблоневом саду. Будет одуряющий запах столетней липы под окном дома, и мы с Маруськой будем собирать золотистые соцветия, взобравшись по корявым ветвям почти на самую макушку. Будет земляника в банке, грибы в огромных корзинах, покрытые прошлогодней хвоей и комочками земли, скрип колодезного вала, сочащийся каплями сруб, ледяная вода, плещущая на босые ноги... И я все забуду. Забуду, как всегда.

Гром за окном ударил так, что задрожали оконные стекла, а я невольно подпрыгнула на табуретке. И тут же раздался звонок в дверь. Я вскочила, прижимая кулаки к груди, перепуганная и растерянная. Пугаться, впрочем, было совершенно нечего, звонить в дверь могли соседи, клиенты, Милка... Но сердце бухало, как молоток, и я долго не могла справиться с замком. Когда же наконец мне это удалось, я осторожно приоткрыла дверь. Затем распахнула ее во всю ширь и сказала:

– Вот так я и знала.

На пороге стоял Шкипер. Волосы и рубашка на плечах у него были мокрыми.

– Пешком с Каширки пришел?

– Зачем? Приехал... Поливает сильно, вымок, пока от машины дошел. – Он смерил меня спокойными серыми глазами, чуть усмехнулся: – Впустишь, или как?

– Заходи, Лазарь воскресший... – У меня мгновенно пропала паника. – Чего тебя принесло? Обещал ведь подумать дать.

– Ну, обещал... – Он пошел вслед за мной на кухню, по пути подцепил с крючка в ванной полотенце, начал вытирать голову. – А потом посидел, посоображал... Кто тебя знает, до чего ты тут одна додумаешься.

– Есть хочешь?

– Хочу.

– Тьфу, хоть бы раз отказался... – проворчала я, вспомнив, что в доме, кроме пачки макарон, нет ничего. – Рожки будешь?

– Давай.

Пока я сердито гремела кастрюлей, варя макароны, Шкипер залез в холодильник, открыл морозилку, порылся там, засыпая пол снежными комками, и извлек на свет божий четыре мерзлые, сморщенные сосиски.

– Опаньки, мясо нашел...

– Какое это мясо?! Они там с перестройки лежат! Выкинь!

– Сейчас! Вари, я съем.

Через четверть часа мы сидели за столом. Шкипер увлеченно уничтожал гору желтых макарон с подозрительными сосисками, отвлекаясь от них время от времени, чтобы сделать затяжку от сигареты. Я автоматически придвинула к нему горшок с геранью; он так же автоматически стряхнул туда пепел. И – словно не было этих двух лет без него...

Я схватилась за голову и заревела. Некрасиво, как деревенская баба, на одном звуке:

– Ы-ы-ы-ы...

Шкипер опустил вилку и встал.

– Да ты е-е-е-ешь... – провыла я. Он, помедлив, послушался.

И задумчиво жевал макароны все время, пока я хлюпала и сморкалась в мокрое полотенце, которым он полчаса назад вытирал волосы.

– Ну, скажи мне, чего ты явился?! Помер – и помер, мужик с возу – кобыле легче... Я поплакала – и успокоилась, дальше зажила, чуть вон в Бразилию не улетела... А теперь что? Ну, скажи, бандитская морда, что теперь?! Что я делать буду?!

– Са-а-анька...

– Ну, что?! Что?! Явился – не запылился... Напугал только до смерти... Хоть бы валидола сначала дали, черти... – От слез я постепенно переходила к угрожающим воплям, и Шкипер предусмотрительно переставил со стола на подоконник – подальше от меня – пустую тарелку. Я это заметила, но не затормозила. Мое замороженное отупение вдруг разом прорвалось, и когда я сообразила, что это новая истерика, было уже поздно:

– Что «Санька», двадцать два года Санька! Сволочь! Скотина! Взял – и разыграл похороны! Достоверность ему, видите ли, нужна была! Гад! Рыдать мне там, видите ли, натуральнее надо было! А то, что я тебя тогда третьего за неделю хоронила, – это как?! А то, что ты у меня первым, самым первым был?! То, что я с кладбища пришла, – а у меня еще простыня наша с тобой нестираная на кровати лежала?! А то, что я тебе, идиотка, тогда поверила, – это как?! Засранец, убери руки, отпусти меня, я тебе нос откушу! И не поеду я с тобой никуда, очень ты мне нужен! Плевать тебе на меня и тогда было, и сейчас! Сейчас как дам по морде! Уйди, уйди, отпусти меня, я кричать буду! Сейчас все соседи, цыгане сбегутся!

– Да от тебя и так стены дрожат... – Шкипер держал меня за локти, уклоняясь от моих лязгающих зубов, и вполголоса уговаривал: – Санька, помолчи, успокойся... Санька, ну замолчи, девочка, соседи ментов вызовут... Санька, ну все, все... ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ, ЗАРАЗА!

Он вдруг заорал так, что я захлебнулась на полуслове: не понадобилось никакой пощечины. Ноги подкосились; неловко выскользнув из рук Шкипера, я плюхнулась обратно на табуретку. Он налил в кружку воды из крана, стукнул ею, выплеснув почти половину, по столу передо мной и отошел к стене. Я взяла кружку, чувствуя, как дрожат руки, жадно принялась тянуть воду. Шкипер ждал, стоя у стены спиной ко мне. Допив последний глоток, я протерла мокрыми ладонями лицо. Вздохнула. Устало сказала:

– Зря ты приехал.

– Вижу, – глухо отозвался он.

– Тебя увидеть могли. Представляешь, что бы началось? Тебя тут все знают, помнят.

– Я уеду сейчас, не бойся. Детка...

– Что?

Он молчал. За окном лил дождь, капли извилистыми дорожками бежали по темному стеклу. Проехавшая машина обдала кухню желтым светом.

– Я не дура, Шкипер. Я все понимаю. Я знаю, кто ты. Если ты так сделал тогда, – значит, нужно было, значит, по-другому – никак... Но... Но... Мог ты хоть минуту обо мне подумать?

– Я о тебе всегда думал.

– Не ври.

– Когда мне пацаны рассказали, что с тобой на кладбище было... Санька, падлой буду, я не ждал такого! Если б знал – что-нибудь другое придумал бы! Может, сперва бы тебя за бугор переправил...

– Не ври!

– Ну, что ты меня, любила, что ли?! – вспылил вдруг он. – Сама ведь говорила тогда, что на измор беру...

– И правильно говорила! И брал!

– А чего ж ты тогда чуть в могилу за гробом не прыгнула?!

– Не знаю!!! – завопила я. – Отстань! Явился с того света, чтобы нервы мотать! И повернись сейчас же, не могу я с твоей жопой разговаривать!!!

Он повернулся с кривой усмешкой, и я снова обратила внимание на его седые волосы. Мне опять захотелось спросить – отчего это, но я промолчала, зная, что если Шкипер не ответил мне в первый раз – не ответит и во второй. Я встала с табуретки, подошла – и он обнял меня, и я почувствовала забытый запах сигарет.