Любовь Рябикина - Невезучая

— Возвращайтесь в квартиру. В ближайшее время вы мне не нужны.

Сам сел за руль и выехал со двора. Удивленные телохранители посмотрели вслед иномарке и направились к Ленинскому проспекту, чтобы поймать такси или частника.

Казбек знал, куда ехать. Этот адрес Беркут выучил наизусть. Он остановился рядом с отделением милиции. Спокойно вышел из машины и вошел внутрь. Спросил дежурного:

— Мне надо поговорить со следователем Анисимовым. Дело очень важное.

Старший лейтенант кивнул:

— Минутку! Сейчас узнаю, на месте ли он…

Поднял трубку и набрал номер. Видимо ему ответили, так как дежурный спросил:

— Анисимов в кабинете?

Прикрыв трубку ладонью, спросил Казбека:

— А вы кто?

— Беркут Константин Федорович.

На дежурного его фамилия впечатления не произвела. Он спокойно повторил ее в трубку. Минуты две слушал. Казбек видел, как начало меняться выражение лица у милиционера. Круглыми глазами он взглянул на старого вора и махнул рукой:

— Проходите. Второй этаж, комната двести семь.

Беркут тяжело вздохнул и устало прошел мимо глядевшего на него во все глаза дежурного. Тот впервые видел вживую настоящего «вора в законе», да еще и добровольно приехавшего в милицию.

Анисимов был в кабинете не один. За соседним столом сидел тот самый парень, который фотографировал молодых родителей и увез Оксану из роддома. Он удивленно смотрел на Беркута. Казбек поздоровался. Перед зятем лежала целая кипа бумаг и он, коротко взглянув, продолжал писать. Тесть попросил:

— Я бы хотел поговорить с тобой один на один…

Украинцев посмотрел на друга. Сергей чуть кивнул и Валерий вышел за дверь. Следователь внимательно смотрел на тестя:

— Присаживайся. Я тебя слушаю…

Беркут тяжело опустился на стул. Обвел взглядом кабинет. Сколько таких кабинетов он перевидал в своей жизни и не счесть, но впервые испытывал волнение:

— Я пришел поговорить. Полчаса назад я разговаривал с дочерью. Я виноват и перед тобой и перед Оксаной. Если ты сейчас выгонишь или посадишь меня, не обижусь. Я лишил себя дочери и внука своими руками. Простите вы меня или нет, дело ваше. Я пришел ради ребенка. Алешка не должен жить в тесноте. Оксана не желает ничего слышать о своей бывшей квартире. Я перепишу ее на внука. Там есть все для проживания. Зачем мучиться в тесноте?

Он замолчал и опустил голову. Оперативник усмехнулся:

— Что ты хочешь взамен?

Казбек поднял голову и Анисимов увидел, что старый вор плачет. Это так поразило его, что следователь застыл на стуле. Беркут стер слезы тыльной стороной ладони и громким шепотом сказал:

— Я не хочу больше быть один! Мне было так хорошо, когда дочка была рядом. Я хотел бы все исправить. Только не требуй от меня сдать кого-то…

Сергей растерялся. Он ожидал всего, что угодно, но только не предложения мира. Вор в законе принял его молчание за отказ и торопливо добавил:

— Я видел Алешку! И как представил, что никогда не смогу взять его на руки, мне плохо стало. Не лишайте меня внука! Можете ненавидеть меня, но дайте возможность видеть ребенка, обнимать его. Я прошу у тебя прощения за то, что сделал. Ни один вор в законе еще никогда не просил прощения у мента, а я прошу. Поговори с Оксаной! Тебя она послушает…

Константин Федорович больше не смог сдерживаться и разрыдался. Сердце не выдержало и старику стало плохо. Он судорожно задышал, лицо побелело. Перепуганный Анисимов выскочил из-за стола и выглянул за дверь. Увидев Украинцева, крикнул:

— Пробегись по кабинетам, нет ли чего от сердца?

Валерка рванул на поиски, а следователь вернулся в кабинет. Снял с Беркута галстук, расстегнул рубашку и распахнул окно. Украинцев влетел через минуту, сжимая в руке пузырек:

— Во, нашел! Корвалол подойдет?

Анисимов выхватил лекарство из рук. Отвернул пробку и принялся капать остро пахнущую жидкость в стакан. Разбавил водой и поднес к губам вора в законе. Выпоил все и сел напротив. Валерка устроился за своим столом. Сергей сказал:

— С Оксаной я поговорю, но обещать ничего не обещаю.

Казбек вздохнул:

— И на том спасибо.

Константин Федорович хотел встать, но следователь запротестовал:

— Сиди! Лекарство еще только начинает действовать. Вот отдышишься и иди. А я пока пропуск выпишу…

Когда Казбек ушел, он объяснил создавшееся положение другу. Украинцев долго молчал, глядя в окно на подходившего к машине авторитета. Беркут шел опустив голову, его всегда гордо поднятые плечи опустились. Он шел, как ходят старики — шаркая ногами по асфальту. Валерий повернулся к Анисимову:

— Знаешь, Серег, может и лучше будет, если помиритесь. По-моему, он искренне раскаивается в совершенном…

Сергей кивнул:

— Оксана переживает разрыв с отцом. Во сне плачет из-за него, а когда спрашиваю, ругает Казбека и говорит, что ненавидит.

— Просто болтает! Она не может отцу твои избиения простить, а свои муки наверняка уже простила. Я уверен, что она вздохнет облегченно, если ты скажешь, что решил мириться. Расскажи ей все, что произошло сегодня в кабинете.

— Так и сделаю…

Понемногу отец с дочерью начали общаться. Тесть с зятем тоже притирались друг к другу, хоть и не часто им приходилось встречаться. Казбек стал частым гостем в их квартирке. Оксана оставляла сына на него, если требовалось сбегать в магазин или по делам. Дед с удовольствием возился с внучонком. Он научился менять пеленки и купать малыша. И чем больше он узнавал Анисимова, тем больше удивлялся его открытости и доброму нраву. Да и следователь был немало удивлен тестем-бандитом, когда узнал, что он открыл «дом призрения» для старых зэков, кому некуда идти. Они приглядывались друг к другу, подмечая каждую мелочь.

К концу лета Беркут все же уговорил молодых супругов переехать в пустующую квартиру. На «Мерседесе» и стареньком «Жигуленке» перевезли пожитки. Однокомнатную квартиру Анисимова с оставшейся мебелью, сдали молодой супружеской паре. Этим пополнили свой скудный бюджет. Принимать деньги от Беркута они по-прежнему не желали. Зато разрешили деду увозить внука к себе. Казбек был счастлив.

Он забирал ребенка у родителей и отправлялся к себе. Окруженный охраной, держа на руках мальчика, поднимался на лифте на пятый этаж. Входил в квартиру и начиналась «веселая» жизнь. Алешка теребил и мусолил его дорогие галстуки. Почему-то ребенку они нравились больше всего, а дед и не думал запрещать. Сидел рядом на ковре и смеялся, глядя, как внук «примеряет» одновременно штук пять галстуков. Все шикарные костюмы деда были неоднократно «подмочены» внучком, но ему было все равно. Охрана сбилась с ног, таская костюмы в прачечную через день. Во всех магазинах Кости Беркута уже знали розовощекое личико будущего «хозяина». Продавцы из кожи вон лезли, лишь бы понравиться маленькому непоседе.