Джанет Дейли - Дурная слава

От этой словесной пощечины Де Пард весь сжался.

— Такое отношение совсем необязательно.

— Вероятно. Сейчас вы считаете своим долгом извиниться, только чтобы соблюсти правила хорошего тона. Но если вы и в самом деле захотите это сделать от чистого сердца, я приму ваши извинения.

Глаза Де Парда потемнели от гнева. Он не отрываясь смотрел на Иден и уже готов был вспылить, но овладел собой и молча вышел.

— Какое-то время многие будут чувствовать себя обескураженными, — предупредил Киннкэйд.

— Знаю, — вздохнула Иден. Она подняла руку и прижала ее к виску.

Расти тотчас же подвел ее к стулу.

— Вам лучше посидеть с минуту.

Она не стала возражать, и уже одно это означало, что он прав.

Все трое теперь сидели вокруг стойки бара. Подошла Старр.

— Как насчет того, чтобы чего-нибудь выпить? Пива? Кофе? За мой счет.

— Кофе, — ответил Киннкэйд за всех.

Старр ушла, оставив их одних. Расти вытянулся на стуле, искоса поглядывая на друга.

— Винс уехал, — напомнил он Киннкэйду. — Хочешь, чтобы я последовал за ним?

Киннкэйд отрицательно покачал головой:

— Оставь его в покое. Пусть едет. С этим покончено. — Он посмотрел на Иден. — Я должен был так поступить. Эта ложь жила здесь слишком долго.

— Возможно. Хорошо, что все наконец узнали правду, — согласилась она.

— Почему ты это сделала, Иден? Почему ты сказала, что сама застрелила Джефа?

На этот счет у Киннкэйда были свои соображения, но ему хотелось услышать, что скажет она.

— Не знаю. — Иден пожала плечами. — Винс убил человека, чтобы защитить меня. И взять вину на себя казалось не слишком большой ценой, чтобы отблагодарить его. Никто из нас не думал о том, что из этого выйдет.

— Вероятно, ты права.

Наступило молчание. Киннкэйд пристально посмотрел на Иден, стараясь понять, что творится у нее в душе.

— Теперь, когда Винс уехал, у меня нет причины здесь задерживаться. Разве только… из-за тебя.

Она подняла голову — лицо ее было настороженным.

— И что я должна сказать?

— Можешь сказать, что хочешь, чтобы я остался, если это и в самом деле так.

— Нам еще надо отогнать на ранчо запасных лошадей и забрать фургон. А на ранчо всегда полно работы.

— Я имел в виду не работу, и тебе это известно. Если я останусь, то хочу видеть тебя в любое время, обнимать и целовать когда захочу, и плевать на то, что кто-нибудь может это заметить. Не будет ничего, что было раньше, — никаких «Да, босс» или «Нет, босс».

Иден обхватила себя руками, словно стараясь удержать готовое выпрыгнуть из груди сердце, разрывавшееся от счастья.

— Я не привыкла к тому, чтобы кто-то сражался за меня.

— Ты о Де Парде? — Киннкэйд усмехнулся. — Но я сегодня сражался не за тебя, а на твоей стороне. А это не одно и то же. Хочешь, чтобы я остался?

— Я не хочу, чтобы ты уехал…

— Для начала и это неплохо, — улыбнулся Киннкэйд, видя, как засветились ее глаза, и чувствуя, как его грудь переполняется отчаянной радостью.

Расти, сияя от счастья, смотрел на них.

— Это не Шекспир сказал: «Конец — делу венец»? Иден посмотрела на Киннкэйда, и тут они оба дружно расхохотались. Расти, недоуменно хмурясь, переводил взгляд с одного на другую, но это вызвало у них лишь новый приступ смеха.

— Что я сказал смешного?! Ну что я сказал?

Иден и Киннкэйд продолжали смеяться.