Анджела Арни - Вторая жена

Саманта была красивой. Венеция не верила, что знание этого обстоятельства может испортить девочку. Точнее, она не верила, что внучку вообще может что-то испортить. Венецию злило то, что после смерти Арабеллы Феликс уплыл на закате и бросил дочь на бабку. Она так и не смогла заставить себя полюбить Саманту, которая была слишком хорошенькой, вылитый Феликс, и ничем не напоминала ее любимую Арабеллу. Но она считала, что нужно выполнять свой долг, и, практичная до мозга костей, продала свои последние драгоценности, чтобы отправить Саманту в школу моделей, зная, что на академическую карьеру внучке рассчитывать не приходится. Такими способностями Саманта не обладала. Ее единственным достоинством была красота, она была помешана на красоте и склонна считать себя пупом земли. Венеция здраво рассудила, что эта профессия как раз по Саманте.

После школы моделей, которую Саманта как прирожденная вешалка для платьев закончила без труда, Венеция взяла измором тогдашних редакторов «Вога» и «Тэттлера», которых знала благодаря родственным связям, и в конце концов девочка стала появляться на иллюстрированных страницах этих журначов. И тут Венеция успокоилась. Саманта посещала приемы, пила, принимала наркотики, морила себя голодом, но, пока ее портреты печатали самые шикарные журналы, все это не имело значения. Венеция была уверена, что рано или поздно на Саманте женится какой-нибудь лорд, богатый сельский помещик или, на худой конец, миллионер. Это должно было обеспечить Венеции спокойную старость, а самой Саманте — безоблачную жизнь. По ее представлениям, скромный, предсказуемый врач из среднего класса подходил Саманте меньше всего на свете.

Но Саманта считала, что влюбилась. Постоянные приемы, спиртные напитки и наркотики начали утомлять ее. Главными особенностями этого чувства были предсказуемость натуры Тони и его престижная работа. Вольнолюбивый дух проснулся в ней уже позже. В момент знакомства с Тони ей требовался покой.

— Когда ты узнаешь Тони, то полюбишь его так же, как я, — сказала она. Саманта была уверена в этом, потому что Тони был высоким и красивым, со светлыми волосами и добрыми карими глазами. Он напоминал ей щенка Лабрадора. Когда-то у Саманты был такой щенок, но его жизнь безвременно оборвалась под колесами мусоровоза.

— Он никогда не будет богатым. По сравнению с большинством твоих знакомых он бедняк. — Согласно взглядам Венеции, большего греха на свете не существовало. Всю жизнь едва сводя концы с концами, она делала ставку на выгодное замужество Саманты.

— Меня это не волнует. — Саманта была непреклонна.

— Будет волновать, — зловеще предупредила Венеция. — Ты не создана для его жизненного уклада. И никогда к нему не приспособишься.

— Как-нибудь приспособлюсь, — ответила Саманта.

Они поженились, когда Тони проходил практику в лондонской больнице святого Томаса, и все было хорошо. По крайней мере, так говорила себе Саманта. Они жили в роскошной маленькой квартире в центре города. Это ей вполне подходило, поскольку ухаживать за домом почти не приходилось и она могла продолжать работать фотомоделью. Платили ей хорошо, что позволяло им с Тони обедать в ресторанах, а когда Тони работал, Саманта отправлялась на прием или в театр. Потом Тони купил частную практику в Нью-Форесте, близ Оукфорда, и Саманта переехала с ним в Гемпшир. Она честно пыталась стать образцовой женой человека, живущего в сельской местности, а позже матерью.

Вот тут-то все и началось. Прошло немного времени, и Саманта убедилась, что Венеция была права. Она не была создана ни для того ни для другого. Просто не годилась для этого.

Венеция не наносила ей визитов, но все же приехала, когда Саманта родила двойню. В глубине души оставшаяся жительницей болотистого и каменистого Йоркшира, она возненавидела пышную зелень Нью-Фореста. — Эти мерзкие деревья, — жаловалась она, — только портят панораму. Мне нравится видеть на много миль вокруг.

— Но в Ноттинг-Хилле тоже нельзя видеть на много миль вокруг, — напомнил Тони.

Однако Венеция не обращала никакого внимания на его возражения.

— У меня хороший вид из окна спальни. Мили и мили каминных труб. Это всегда напоминает мне йоркширские вересковые болота.

Но Тони считал, что каминные трубы ничуть не похожи на болота, и не преминул сказать об этом.

— Кроме того, — добавил он, — каминные трубы всегда дымят.

— У нас бездымная зона, — высокомерно ответила Венеция.

— Ну тогда чадят. Газ и нефть загрязняют воздух, даже если их не видно. А деревья выдыхают в атмосферу жизнь. Наши дети будут здесь очень здоровыми.

— Что за чушь он несет, — позже проворчала Венеция, беседуя с Самантой. — В Лондоне ты была очень здорова. А посмотри на меня. Я тоже воплощение здоровья. Чего не скажешь о тебе. Ты выглядишь выжатой как лимон.

— Я действительно выжата как лимон, — призналась Саманта. — Я только что закончила оформлять спальню.

— Знаю. Видела, — отрезала Венеция, не одобрявшая действий Саманты и считавшая идею «сделай сам» полной ерундой. Если бы внучка вышла замуж за человека того типа, о котором мечтала Венеция, тот просто заплатил бы дизайнеру.

— Тебе понравилось? — Саманта отчаянно нуждалась в похвале. Тони, поглощенный работой и детьми, замечал успехи Саманты в области окраски стен и оклейки обоев только тогда, когда она сама обращала на это его внимание. Лишь бы был дом, а в доме царило спокойствие. До остального ему не было дела.

— Твоя спальня назойливо провинциальна, — осуждающим тоном заявила Венеция. — А если говорить честно, то и весь дом тоже. Без ковров на полу я чувствую себя как в шикарном цветочном магазине. Все эти розовые в полоску, темно-зеленые и красные ленточки, ворохи букетов и запах трав…

Саманта ощетинилась.

— Ну и что? Это сельский дом, а Тони — сельский врач. Тут все дома такие. Это модно, — Бросив карьеру модели, Саманта переключилась на домоводство и трудилась весь день как рабыня, пытаясь, чтобы ее дом выглядел так, словно сошел со страниц журнала «Дом и сад».

— Побойся Бога, Саманта, — резко ответила Венеция. — Если ты не успокоишься, то превратишься в одну из этих стенфордских жен. Тупую деревенщину, способную заниматься только домашним хозяйством! — На прошлое Рождество Саманта и Тони купили ей видеомагнитофон, и Венеция стала отчаянной видеоманкой. «Стенфордские жены» были последним фильмом, который она видела; сходство персонажей картины с Самантой было ей неприятно.

— Чушь, — ответила Саманта, но все же почувствовала неловкость. «Тупая деревенщина, способная заниматься только домашним хозяйством». Именно так она себя и оценивала.

Венеция подозрительно уставилась на внучку. — Думаю, ты уже превратилась в нее. Посмотри на себя, на тебе кричащее цветастое платье. Я уверена, что при встрече с другими женами ты обмениваешься с ними кулинарными рецептами.