Елена Холодная - Ночной принц и я

В тот момент во мне что-то порвалось и я пустилась во все тяжкие. Взятые когда-то у Ди уроки стриптиза для соблазнения Лекса мне пригодились. Я стала танцевать в том клубе, в который ворвалась вместе с Эрлен после потери памяти. Я обнажалась перед толпой голодных мужчин, но не давала прикасаться к себе. Парни сменяли один другого. Жертва…еще одна…много жертв….на колени….растоптать, унизить, уничтожить… Я в каждом из них видела Лекса и убивая их — убивала его. Жестоко, беспощадно… Издевалась как могла. Только забыть, лишь бы не ощущать грызущей боли, снова не рвать на части душу. Мое сердце замерзло без тепла Лекса.

Лица менялись, как в детском калейдоскопе, повернешь трубочку- узор меняется, повернешь обратно, а он опять другой. Из всех этих этих "узоров" мне запомнился последний. Его звали Толиком. Наше знакомство произошло после четырех месяцев моего одиночества. Не знаю, чем он привлек меня, но что-то заставило меня обратить на него внимание. Мужчина не был красив, не отличался ростом или статью, не был особо умен и на одной руке у него не хватало двух пальцев. Но особо меня добила его косолапость. Он был обделен вниманием девушек из-за внешности, ну и из-за склада характера. Мне он напоминал большого толстого медведя, которого в девстве хорошенько треснули об пол берлоги. Наверное, во мне взыграли материнские чувства к этому человеку. А может дело вовсе и не в них, мне было просто тошно от этих всех мега крутых парней, превращающихся в моих руках в кисель. Я, в какой-то степени, благодарна ему. Он показался мне отзывчивым, понимающим человеком.

Мы познакомились у меня дома. Лена, устав от моей хандры привела Толика ко мне домой, якобы посмотреть на подросшую Настенку. Анатолий был знакомым её друга по ролевому клубу, из которого она не так давно ушла — сказались отношения с Романом. Дело шло к свадьбе. Настьке тогда исполнилось семь месяцев. Она ещё только агукала, ползала задом наперед и смешно тянулась за разными блестящими вещами. Мама звала её нашей маленькой сорокой. Он пришел тогда, когда я заканчивала мыть её и пошла открывать дверь с замотанной по самые уши в полотенце дочерью. Толик буквально влюбился в Настьку. Провозившись с ней целый вечер, предложил мне встречаться. Я, не раздумывая, согласилась. Целых две недели мы просто ходили вечерами за ручки, гуляли в лесу и парке. К концу первой недели он меня поцеловал. Поцелуй был такой, словно он боялся меня спугнуть. Я же забросила работу в клубе, засела за компьютером, а вечерами гуляла с Толиком. Кое-как выровнявшись в учебе, я поступила в медицинскую академию, и успешно сдавала зачеты и контрольные. У меня ушло четыре месяца, чтобы привыкнуть. Четыре долгих, трудных месяца, в течение которых я чуть не сошла с ума.

Вторая неделя, после знакомства с Толиком, выдалась трудной. Это произошло в пятницу. Мама забрала Настю с собой и ушла к подруге хвастаться успехами внучки. Ко мне же пришли друзья — Лена и Ромка, ну и Толик. Мы остались пара на пару. Роман пытался со мной заговорить, но я отмалчивалась. Вскоре актеру позвонили и он, поцеловав Ленку на прощание, убежал куда-то по делам. Елень пожелала остаться с нами. Мы с Толиком сидели на кровати и обменивали короткими ничего не значащими фразами. Говорили в основном о книгах, музыке, кино. Я рассказывала о клубе. В общем, всяческими способами избегали разговора "о нас". Да и не было никаких "нас", были я и он. В конце концов, Лена ушла на балкон подышать свежим воздухом, а, вернувшись через полчаса, заметила, что мы не изменились не только наши темы, но и позы. Решив, что самое лучшее решение — танцы, она села к компьютеру составлять плей-лист из медляков. Три песни мы медленно мялись друг около друга под заунывную музыку. Ни он, ни я танцевать не хотели. Толик пытался меня хоть как-то подбодрить и даже предлагал воспользоваться им как шестом. Но я лишь нервно переминалась с ноги на ногу, даже не пытаясь изобразить подобие танца. До сих пор мне кажется, что следующие три минуты были ничем иным, как вмешательством высших сил. Колонки неожиданно выдали "белый шум", заставив нас вздрогнуть, а потом из них полилась песня "Только мы", слова и музыку к которой написал Лекс. Он же её и исполнил. Тихий голос выводил прекрасные рулады, восхваляя меня, Настенку и Бога, за то, что он дал ему такое счастье… я замерла, прислушиваясь к родному голосу. К тем бархатным ноткам, которые проскальзывали, когда Лекс пел о нашей первой встрече, о днях и ночах, которые мы провели вместе. Толик положил мне руку на плечо, я отшатнулась от него. Это была не та рука, не те глаза.

— Ты не Лекс, — прошептала я ошарашено. — Не Лекс!

Я сделала шаг назад и упала на кровать. Зарылась в покрывало и на миг почувствовала смесь дорого одеколона, молодых яблок и крепкого кофе. Запах Лекса. Я не знаю, что произошло. Но у меня словно открылись глаза. Я подняла взгляд, и хотя в глазах стояли слезы, вновь посмотрела вокруг себя. Я жадно впитывала яркие краски этого мира, соленые капли будто сняли мутную пелену с моих глаз, делающую мир серым. Это было новым для меня открытием. И сладким, и горьким. Одновременно. С одной стороны я понимала, если в ближайшее время не увижу Лекса — жить как прежде попросту не смогу. С другой — увидеть его было бы ещё большей болью, ведь он наверняка уйдет. Найдет себе красивее и выше. С мягким характером и белокурыми волосами. С ногами от ушей. Я вновь смяла покрывало. Лена и Толик не издали ни звука, пока я решала свои проблемы. Лишь поглаживание Толи по спине доставляло легкий дискомфорт.

— Выключи, — попросила я подругу, и песня смолкла.

— Ты в порядке? — спросил Толик. — Наверное, немного больно, да?

"Да что ты знаешь?" — хотелось закричать мне. Ты ведь никогда не переживал такого, не сидел на больничной койке возле любимого человека, который находится на грани и которого любишь. Ты никогда не уходил и не висел над пропастью, отделяющей этот мир от загробного. Ты никогда не принимал решение, умереть или остаться жить, но и от этого решения не зависела жизнь и смерть самого близкого для тебя человека. Человека, которого ты полюбил с первого взгляда, с первой встречи. Ты не проводил летние ночи, любуясь звездами и молча сидя с ним. Ты никогда этого не делал. Ты слишком благоразумен, чтобы так делать. Я видела это по его глазам.

— Пойдем, Алисе нужно побыть одной, — Лена, как всегда, была понятлива и увела Анатолия от греха подальше.

Так закончился тот вечер, напомнивший мне о самом дорогом человеке на свете. Оковы были разрушены, сердце вновь билось, вновь чувствовало, вновь жило. И это было больно. Я отвыкла от боли, заморозив свою душу и свою любовь. Но она проснулась и ударила с десятикратной отдачей.