Уинтерз Ребекка - Зигзаги судьбы

— Не надо, пожалуйста! — Сидни знала, что Джаред способен выполнить свою угрозу.

Вскочив с дивана, она открыла дверь, и Джаред вошел без приглашения.

— Обещаю не подходить и не прикасаться к вам но вы не избавитесь от меня, пока не выслушаете, — заявил он. От него исходила такая сила, что Сидни не рискнула возразить.

— Н-не хотите ли сначала выпить кофе?

— Хочу, но я сам приготовлю его.

Сидни могла представить, как ужасно она выглядит. Глаза у нее покраснели и опухли от слез. Унизительно, что он слышал ее рыдания!

— Хорошо, — пробормотала она. — Я пока освежусь немного.

В спальне Сидни переоделась и пошла в ванную, чтобы умыться и причесаться. Накрасив губы, она почувствовала, что готова предстать перед Джаредом.

Вернувшись в гостиную, Сидни увидела, что он пьет кофе. Ее чашка стояла на столе. Взяв ее, она села на стул возле дивана. Чувствуя, что Джаред следит за каждым ее движением, она изо всех сил пыталась не встречаться с ним взглядом.

— Сначала я был обыкновенным человеком, Сидни.

Она сделала глоток, прежде чем ответить.

— Я слышала, что многие священники с детства испытывают склонность к служению Церкви, — прошептала Сидни.

— Ничего подобного со мной не произошло. Я расскажу правду. Я родился в Нью-Йорке, на Лонг-Айленде и до окончания школы даже не задумывался о приобщении к вере, не говоря уже о том, чтобы отказаться от женщин. — (Это неожиданное признание потрясло Сидни.) — Вы слышали когда-нибудь о мукомольнях Кендаллов?

Она недоуменно моргнула. В каждой американской семье используют эту муку. Неужели он — тот Кендалл? У них, должно быть, миллионы, возможно даже миллиарды.

— Я- я не думаю, что хочу услышать что-то еще, — задыхаясь, произнесла Сидни.

— Потому что вы возвели меня на пьедестал и не желаете узнать, что я отнюдь не святой, каким вы меня воображали. Но мы не сможем надеяться на совместную жизнь, если вы не позволите мне рассказать о моем прошлом.

У их нет совместного будущего, с болью подумала Сидни, но ей хочется узнать о нем больше, потому что она очень любит его.

Растерявшись, Сидни кивнула.

— Я понимаю, вас пугает мужчина, который носил сутану, — сказал он сочувственно. — Вы знаете все о священнике, но вам ничего не известно о Джареде Кендалле — мужчине.

— Это не имеет значения, Джаред. — Она не смогла сдержать слез. — Все равно вы вернетесь в лоно Церкви.

— Я не ошибся, решив сделаться священником. И не ошибся, сложив с себя сан. Когда вы выслушаете меня, то будете думать иначе. Сегодня я намерен рассказать вам то, о чем не мог говорить, когда был священником.

Схватив чашку, Сидни жадно выпила кофе, словно горячая жидкость могла укрепить ее перед потрясениями, которыми грозили ей предстоящие откровения Джареда.

— Некоторые из моих наставников в семинарии почувствовали свое предназначение еще в юности. Но со мной было не так. Я не могу точно сказать, когда именно понял, что хочу стать священником.

Они посмотрели друг на друга. Потом Сидни отвернулась. Ей было тяжело.

— Если подумать, мой путь к церкви начался постепенно. У меня было много приятелей, но

большую часть времени я проводил с Мэттом Грэмом, который был моим лучшим другом. Он был

католиком. Мэтт играл в приходской баскетбольной команде, и иногда я ходил с ним на тренировки. Молодой энергичный священник отец Пайк настоял, чтобы я присоединился к ним. Он сказал, что мой рост и природный атлетизм помогут им победить другие команды в епархии. Так как мне было все тяжелее приходить домой из школы и слышать, как мать горько плачет в спальне, я начал проводить много времени в церковном спортзале.

Сидни поежилась, чувствуя, что услышит какое-то страшное признание.

— Вскоре я рассказал отцу Пайку о проблемах в семье. Очевидно, мне нужна была отдушина, чтобы облегчить страдания, так как брат и сестра учились в колледже и не жили дома. Я знал, что могу свободно говорить со священником — ведь он никому ничего не расскажет. Отец Пайк умел слушать. Узнав о том, что мой отец — бабник, он не стал предлагать мне банальные утешения.

У Сидни вырвался стон. Ей больно было слушать Джареда.

— Мои родители вели оживленную светскую жизнь, которая не оставляла им времени для общения с собственными детьми. Постепенно священник узнал все мои тайны. Поведение отца приводило меня в ярость, потому что оно заставляло страдать маму. Она начала пить. Ссоры между ними становились все ожесточеннее. Однажды мать сказала мне, что последней любовницей отца была замужняя женщина. Heсмотря на это, она не собиралась разводиться с отцом, потому что деньги были нужны им больше, чем покой или честь семьи.

Джаред рассказывал страшную историю жизни, которую не вынес бы ни один ребенок. Слезы катились по лицу Сидни.

— Я так сочувствую вам, Джаред!

— Это непостижимо, Сидни, не так ли? В то время я тоже не мог понять этого, — с глубокой грустью произнес Джаред. — Несколько поколений нашей семьи жили в Хэмптоне, и многие знали Кендаллов или слышали о них. Мне было больно и стыдно, так как родители стали главной темой для разговоров за закрытыми дверьми.

Сидни, которая выросла в благополучной семье, не могла не сравнить трагическую картину, нарисованную Джаредом, со своим счастливым домом. Разногласия, время от времени возникавшие между ее родителями, никогда не угрожали благополучию дочери.

— Отец Мэтта работал на Уолл-стрит, и наши семьи принадлежали к одному кругу. Чтобы избежать унизительных вопросов, я перестал ходить в его дом. В то время я чувствовал себя спокойно лишь в приходском спортзале и в кабинете священника. После окончания школы Мэтт, я и еще несколько друзей отправились летом в путешествие по Европе. Мы встречались с женщинами, играли и веселились от души. Отдохнув от семейных проблем в течение трех месяцев, я поступил в Йельский университет без экзаменов.

Это не удивило Сидни, так как она знала, что Джаред чрезвычайно умен.

— Отец надеялся, что я буду учиться в Принстоне, как мой брат Дрю, и, получив диплом, вступлю в семейный бизнес. Но я хотел поехать туда, где фамилия Кендалл не была бы у всех на устах. Отцу не понравилось, что мне не нужны его деньги для получения образования.

Сидни сокрушенно покачала головой.

— Он ожидал, что я поступлю на юридический факультет и займу свое место в семейной корпорации, но напряженные отношения в семье пробудили во мне интерес к психологии. Я начал изучать ее, чтобы попытаться понять, что же происходит между родителями. В то время это стремление доминировало над всеми остальными моими планами.

— Понимаю, — пробормотала Сидни.

— Однажды лектор из Миннесоты, который, как оказалось, был служителем Церкви, преподавал у нас в течение семестра. Его глубокое понимание людей и семейных отношений заинтересовало меня, и после последней беседы со мной он рекомендовал мне поступить в семинарию в Сент-Поле, где я мог бы получить диплом профессионального психолога. Я рассмеялся и сказал, что, будь я католиком, это предложение имело бы смысл.