Кристин Хармел - Искусство французского поцелуя

— Посиди-ка тут, — улыбнулась Поппи.

Через десять минут она переодела меня в узкие черные брюки, которые только-только распаковала, и бледно-розовую блузку с кружевным воротничком — ее Поппи достала из собственного гардероба. Еще она одолжила мне черный черепаховый обруч: им я убрала назад непокорные светлые волосы.

— Вуаля! — Поппи отступила, чтобы полюбоваться делом своих рук. — Сейчас нанесем тени на тон светлее, губы и щеки подрумяним — будешь вылитая француженка!

Для завершения образа Поппи мастерски повязала мне на шею тонкий шарфик. Должна признать, перемены в облике приятно меня удивили.

— Я действительно похожа на француженку…

— Чудесно выглядишь! — Поппи засияла от гордости. — Ну, идем?

Наша контора размещалась в старом доме, стоявшем позади музея Орсе; по словам Поппи, этот музей с работами импрессионистов понравится мне куда больше, чем необъятный Лувр. Даже снаружи он выглядел потрясающе. С удовольствием взяв на себя роль гида, Поппи рассказала, что до Второй мировой здесь был железнодорожный вокзал. Я почти воочию увидела, как толпы парижан высыпают из этого длинного, богато украшенного здания, протянувшегося на несколько кварталов вдоль Сены. Двое огромных стеклянных часов показывали время, отбрасывая блики на тротуар.

— Вот мы и пришли, — сказала Поппи у входа в старое офисное здание за музеем.

Узкий коридор привел нас к широкой двери, покрытой сусальным золотом. Поппи открыла ее ключом, и мы шагнули внутрь.

— О! — удивилась я, когда включился свет.

Я-то думала, что у пиар-агентства такой знаменитости, как Гийом Риш, контора будет покрупнее. В кабинете едва уместились два больших письменных стола, один из которых явно принадлежал Поппи: он был завален бумагами, фотографиями и книжками по практической психологии.

Второй стол был немного меньше, и возле него ютился не плюшевый вращающийся стул, а обычный, с твердой спинкой. Рядом на стене висела черно-белая фотография Эйфелевой башни, а на пустом столе одиноко маячил монитор.

— В выходные прогуляемся по магазинам и украсим твое рабочее место, — предложила Поппи, когда я села. Она пихнула меня в бок и добавила: — Все равно тебе надо обновить гардероб!

Я улыбнулась и закатила глаза. Очевидно, подруга решила, что мои прежние наряды никуда не годятся.

— Раньше у меня была напарница, — тихо сказала Поппи, поглядев на пустой стол и отвернувшись, — но она уволилась.

— Из-за чего? — спросила я, не понимая, как можно было отказаться от работы с Гийомом Ришем.

— Потом расскажу. Да и не важно. Теперь мы с тобой вместе, Эмма. Я уже говорила, что пропадаю без помощницы?

Первые три дня все шло гладко. Вероник, наша заказчица из «KMG», уехала из города по делам, поэтому наше знакомство с ней состоялось бы только на следующей неделе. Не встретила я и Гийома, хотя несколько часов подряд пускала слюнки на его точеную фигуру и обворожительную мордашку, листая фотографии. Сам же он, по словам Поппи, заперся в каком-то парижском отеле и писал музыку.

— До презентации ты непременно с ним познакомишься, — заверила меня Поппи. — Просто «KMG» просит его не беспокоить, пока он творит.

Я прочитала несколько буклетов о «KMG», подписала стопку бумаг по трудоустройству (чтобы не было заминок с французскими законами, меня наняло американское подразделение «KMG») и помогла Поппи написать пресс-релиз о новом альбоме Гийома, «Риш», который мы (несколько сентиментально) обозвали «лиричной одой Парижу и любви».

Поппи также посвятила меня в планы студии касательно лондонской презентации, за которую отвечали исключительно мы с ней. Мероприятие намечалось грандиозное: сто с лишним журналистов слетятся в Лондон из Америки, Великобритании, Ирландии, Австралии и Южной Африки, включая несколько англоязычных репортеров высокого класса из Европы. В пятизвездочной гостинице «Ройял Кенсингтон» мы с Поппи устроим двухдневный медийный банкет, состоящий из торжественного приема, концерта и пятиминутных интервью для каждого журналиста — так произойдет официальный релиз дебютного альбома Гийома Риша на английском языке.

Первый сингл должен был прозвучать на радио уже через неделю, так что к моменту презентации вокруг нашей звезды поднялось бы достаточно шума.

— Этот мальчик — просто золото, — однажды сказала Поппи, когда мы с ней просматривали фотографии, пытаясь выбрать две для обложки буклета. — В него влюблены миллионы женщин!

На самом деле к тому времени я тоже влюбилась в Гийома. Судя по фотографиям из «Пипл», «Хэллоу» и «Мод», у него были густые темные волосы, темно-зеленые глаза, широкие плечи и идеально ровные черты лица, какие бывают разве что у статуй Микеланджело, а не у нормальных живых людей. Женщины всего мира сходили с ума по Гийому, и его разрыв с Дион Деври только их раздразнил. Но действительно ли его музыка была так хороша, как твердила мне Поппи?

В четверг я получила ответ на свой вопрос. Когда мы уже собирались домой, нам доставили свеженький диск с первым синглом Гийома — песней «Город света». Мы нетерпеливо вставили его в проигрыватель. Поппи еще не слышала окончательной версии сингла, зато побывала на сессиях звукозаписи, поэтому и была в таком восторге от музыки Гийома.

А я слышала ее впервые.

Песня, которую Гийом написал сам, была чарующе прекрасна. Поппи оказалась права: музыка напоминала одновременно «Coldplay» и Джека Джонсона, возможно, с толикой Джеймса Бланта, но при этом Гийому удалось найти собственное звучание.

— Господи! — изумленно воскликнула я, когда песня закончилась. — Да у нас в руках настоящая звезда!

Никогда прежде я не испытывала таких сильных чувств. Мне вдруг стало ясно, почему «KMG» готова вложить в Гийома столько сил и денег. Его голос был незабываем, слова песни — восхитительны, а мелодия такая чарующая, что у меня мурашки пошли по коже. То был совершенно новый звук, странно знакомый и одновременно ни на что не похожий.

Вечером мы отправились в бар в пятом округе, который назывался «Лонг хон». По словам Поппи, это заведение пользовалось особой популярностью среди англичан и американцев.

— Да и французов тут хоть отбавляй, — добавила она с улыбкой, когда мы вошли в переднюю, увешанную родными флагами. — Это классика: они думают, что мы верим их сладким речам. Но не дай им себя одурачить, Эмма. Французы — такие же козлы, как и все остальные.

Я строго посмотрела на подругу и не стала лишний раз напоминать ей, что пришла сюда не за парнями, будь то французы или американцы. Поппи и сама знала, что я еще не вышла из режима «хандры по Брету».

В баре «Лонг хоп» было темно и накурено. За деревянной барной стойкой висела исписанная мелом доска с названиями фирменных коктейлей, в дальнем конце зала стоял бильярдный стол, а узкая лестница вела наверх, в еще один небольшой зальчик. Бар был под завязку набит двадцатилетними мальчишками. На темных стенах красовались старые рекламные плакаты и вывески, а блондинистые студентки из Америки в джинсах и туфлях на каблуках отчаянно пытались выглядеть «по-французистее», кокетливо теребя шейные платки. Французы, к моему удивлению, старались походить на американцев — все в джинсах, кроссовках и майках «Найк» или «Адидас». Из колонок неслась громкая музыка, в основном английская. Половина телевизоров в зале были настроены на футбольный матч, но остальным крутили нарезку из клипов и концертных записей. «Hotel California» легко и непринужденно сменилась «London Bridges» Ферджи, потом заиграла «Material Girl» Мадонны.