Кимберли Пирс - Парни не плачут.

– Я придурок… я самый большой придурок в этом городе.

– Ой-ой.

– Что такое?

– Джонни повздорил со своей зазнобой!

– Что случилось?

– Я живу в собачьей конуре. Меня прогнали. – улыбнулся Джон, шире расставляя ноги. – Врубаешься, друг?

– Как не понять.

– Я пошла, – проинформировала Кэндис, указывая на двухэтажный дом, сложенный, кажется, из листов фанеры.

– Помирить нас хочешь? – он потёр синюю от щетины щёку.

– Была бы охота мучиться…

– Вот в такой хибаре всю жизнь прожил.

– Я сам из таких районов. Ничего плохого… все друг друга знают. У Кэндис, например, просто уютно… чёрт, не хочется разрывать ей сердце, но тусовать всё время за городом я не могу.

– Ну да, а она плевала на твою галантность – сбросила на полдороге к работе…

– Как тебя зовут, котёнок?..

– Эйприл…

– А кто тебе дал такое красивое имя?

– Папа… – отцом она гордилась, это точно. Ибо это был не забулдыга, а смеющийся углом рта, похожий на всех голливудских актёров второго эшелона, грозный в своём стиле Джон Лоттер. Он следил за девчушкой, как сытый кот за мышью. Нежность мелькнула в чёрных, как уголь, глазах.

– Да, это я дал ей такое красивое имя. Ты куда это?

– Домой. Мама конфету дать обещала. И в туалет хочу…

– Она пол-дома тебе пообещает, а потом ходи к адвокату до совершеннолетия, – буркнул Джон ей вдогонку. Брэндон уселся поудобнее.

– Может, и правда следует ей кулёк конфет подарить? Рождество ведь скоро… если ты не против, конечно.

– Тьфу, чёрт, баба! – расхохотался вожак. – Я б и сам ей купил, если б зарплату выдали… а так – пакет сахару послать – и то проблема… – голос его стал хриплым, и собеседник в удивлении вскинул голову. Система ценностей была упрощённой, что верно, то верно. Брэндон знал, как надо укрощать таких парней – бутылкой текилы, и не переходить им дорогу слишком явно. Ему было важно завоевать доверие Джона… он близок к цели? Открывая в приятеле всё новые и новые стороны, не переставал изумляться тому, что их роднило. Джон не был склонен к перемене мест – если ему что-то мешало, Джон скорее был готов разнести всё вокруг… от него исходила угроза, как от мины замедленного действия. И, в то же время… он был не чужд любви, ласки ему хотелось ничуть не меньше, чем другим…

– Сигарета есть?

– На, – мятая пачка "Мальборо" оказалась у его носа. Джон заслонил спиной глубоко вырезанное на стуле похабное слово.

– Спасибо, – он поискал зажигалку, слегка ёжась. – Послушай. А ребёнок этот… Ланы?

– Ланы? Иисусе, нет. – Джон посмотрел на него быстрее, чем мальчишка успел заметить. Он напоминал благородного хищника – своими повадками и стремлением прятать свои тропы подальше от других. – Это… от другой девушки, Мэлори. Тут все друг другу родственники в пятом колене… Не веришь, брат? Зря… – отметая протест, он пожал плечами. – И у меня есть настоящая семья, настоящий дом. Не здесь… Ребёнок Ланы? Да меня бы посадили за совращение малолетних. Я её знаю с тех пор, как она пешком под стол ходила… Не обошлось дело и без амуров. Мы же хваты, так?

– Что тут говорить? Запутанная это история с Ланой. Сядешь на пару месяцев, наворачиваешь овощи с томатным соусом в камере – и никому дела нет. Мать родная не подходила, как к прокажённому. И вдруг – бац! – письмо…

– Лана писала? – будь Джон чуточку проницательнее, схватил бы его за шиворот и вытолкал… Дал от ворот поворот. Пульс стучит, как у птенца…

– Было. – он достал портмоне и помахал оранжевой бумажкой для пущей достоверности. Пацан и не думает, что над ним потешаются… Молоко на губах не обсохло, а кивает, как профессор… вызнать всё хочет. – У меня ещё девятнадцать штук в тайнике лежит… – и Джон, лениво потянувшись, шлёпнул Брэндона по затылку так, что тот едва не покинул место на скамье.