Наталья Шумак - Провинциальный роман. Книжная девочка

Прикоснулась губами к его морщинистой щеке. Последний год запутанной и тернистой жизни Арины оказался странно богат на мужчин, стремящихся облагодетельствовать, помочь, вытащить из очередной ямы, даже влюбиться, пусть ненадолго, но сильно. И Микаэль, самый образованный и, если можно так выразится — светский из поклонников, Микаэль, именно Микаэль будет ею покинут. Что за несправедливость? Ведь ему единственному важна та часть души, которой Арина гордилась. (Где в воображаемой библиотеке хранились сотни книг.) Их ядовитые рецензии на произведения модных авторов содержали схожие оценки и эпитеты.

— Теперь для меня Германия — это вы, Микаэль.

Он скривил губы в невеселой улыбке, укоризненно покачал седой головой и вздохнул.

— Глупенькая девочка. Ни меня, ни Германии, вы совершенно не знаете.

Больше не было произнесено ни слова, за исключением ничего не значащих формальных фраз прощания.

— До свидания, Арина.

— До свидания, Микаэль.

Теперь Арине было с чем сравнить. И Шереметьево не показалось ей образцом чистоты. А его сотрудники никак не могли служить эталоном любезности и внимательности. Ну, ни за что. Они разговаривали между собой и взирали на уставших пассажиров, как на досадную помеху. Родной совковый менталитет, блин, за десять лет не изживешь.

Зато и симпатичных женщин было вдесятеро больше. Кстати, Арина успела совершенно отвыкнуть от накрашенных лиц. Немки декоративной косметикой почти не пользовались. И ярким лаком для ногтей не злоупотребляли. А уж чтобы всю ночь спать на бигудях красоты ради?! Никогда. Арина невольно провела ладонью по волосам. Из чистого озорства накануне отлета она коротко подстриглась и выкрасилась в бронзово-медный цвет. Походы в солярий, в клинике было все, что душе угодно, придали коже золотистый оттенок. Яркая оранжевая помада и ногти в тон замечательно контрастировали со скромным бежевым не мнущимся костюмчиком. Микаэль, когда она вышла ему навстречу, опираясь на черную с золотом, подаренную трость, чуть не упал от неожиданности. Беспомощно пролепетал комплимент и так и не опомнился до расставания в аэропорту. Арина, как всякая женщина, хотела быть вооруженной перед решающим разговором. Она была уверена в своем проигрыше. Не нужна. Это совершенно ясно. Не нужна ни капельки. Но ныть и казаться бледной немочью явно не стоило. Черные солнечные очки, кремовые туфельки и сумочка. Арина решила выглядеть элегантно, и задуманное ей удалось. Протягивая паспорт, в окошечко на таможне, она мило улыбнулась и поблагодарила по-немецки. Пожилой мужчина, изучив ее документы, пошутил.

— Принцесса путешествует инкогнито.

Поставив штамп, не сразу вернул паспорт, несколько секунд улыбался, рассматривал девушку. В самолете Арина читала журналы и настраивалась на встречу с отвергнувшей ее любовью. Я сильная. Я сильная. Все замечательно. Федор жив. Это главное. Пусть будет счастлив. У меня тоже все хорошо. У меня все хорошо. Меня любит Микаэль. Я умница.

Ходить было немного больно, но Арина не сутулилась, не перекашивалась на бок. Она решила играть свою роль с блеском. На соседнем кресле болтала по телефону и громко смеялась, пока технику не велели отключить, веселая россиянка, занимающаяся, по ее словам, организацией гастролей. Арина, которая терпеть не могла отечественную попсу, стала расспрашивать попутчицу о нравах шоу-бизнеса, о характерах звезд. Она могла бы сейчас выслушать лекцию о футболе, принять участие в политическом диспуте. Что угодно кроме собственных черных мыслей.

Пилот совершил посадку с аккуратностью, достойной аплодисментов. Арина не удержалась и хлопнула пару раз, к ее огромному удивлению, пассажиры присоединились. И почти минуту рукоплескали асу.

Таможня, очередь к окошечку, багаж. Арина беспомощно огляделась, взять и нести сумку, ей было не под силу. Шумливый поток пассажиров обтекал ее и исчезал за поворотом. Пользуясь моментом, к одинокой девушке направился грузчик с тележкой. Шереметьевские цены Арина себе представляла. И внутренне содрогнулась, но полезла таки за кошельком.

— Давайте я помогу.

Здоровяк с небольшой спортивной сумкой остановил нахмурившегося грузчика отстраняющим жестом.

— Вас встречают?

— Должны.

— Так я вас доведу до выхода, а там ищите своих.

— Спасибо, сударь. А как вы сами? Ваш багаж?

— Я налегке путешествую.

Воистину, неведомо почему, Арине продолжало отчаянно везти на добрых и внимательных мужчин. Просто сказка. Не торопясь, самыми последними, пересекли белую линию на полу коридора и вышли в зал.

— Ну, как? Видите кого-нибудь?

Арина покачала головой и поблагодарила.

— Спасибо огромное. Поставьте мою сумку здесь, пожалуйста. Я осмотрюсь хорошенько. Может быть, меня встречает кто-нибудь незнакомый. Из агентства, например.

Вокруг, действительно клубилась толпа народа с табличками наперевес. Ненавязчивый помощник кивнул и исчез за чужими спинами. Оставшаяся в одиночестве девушка достала из сумочки телефон. Хотя в Москве у нее не было ни друзей, ни родных. Жест скорее растерянности, чем необходимости. И задумалась на мгновение, но совсем не о том, чей номер набрать. В конце концов, позвонить можно и Басмачу, и Алене. Она была уверена, что Федор пришлет кого-нибудь встретить ее. И не подготовила запасного варианта. В самом деле?! Заплатить громадные деньги за ее лечение, а после этого бросить в Москве? Ясен перец, она не пропадет, доберется до Казанского вокзала и отбудет в родные пенаты. Большая все-таки девочка, не пятилетняя. Но уж слишком грубым выходило очередное столкновение с действительностью. Да и российский паспорт остался в бумагах у Федора. Тоже проблема. Что ей делать с одним международным? Впору звонить Микаэлю и улетать обратно. Звал ведь. Последняя мысль насмешила Арину. Улыбка вспорхнула с ее губ оранжевой бабочкой.

— Привет, крошка. Я тебя узнал не сразу.

Арина обернулась на звук любимого голоса. И ответила с удивившей ее саму небрежной прохладностью.

— Добрый день, Федор.

Все ее подозрения, все отчаянные и грустные мысли были правдой. Никогда не увлекающаяся психологией девушка читала любимое лицо, как открытую книгу. Он передумал. И решил сплавить провинциалочку в родную Тмутаракань. Он боялся слез и упреков и был к ним готов. Вот уж ни за что. Она, хрупкая и веселая, стояла напротив. И видела в стеклах его очков свое стильное и яркое отражение.

— Дела, призвавшие тебя, в порядке?

Как со стороны она услышала свой звонкий легкий вопрос. И почти с радостью увидела смущенное удивление в его ответе.

— Нормально.

Он сбился с настроя. И брякнул.

— Ты изменилась.

— Конечно. Ты помнишь меня больной, несчастной. Я боялась остаться без ноги. Ферштейн? Но теперь то все иначе. И я тебе очень благодарна. Очень!