Светлана Демидова - Предать – значит любить

Юля закрыла лицо вонючими руками. Ей было неловко перед Бэтменом. Остановить рыдания, которые сотрясали ее тело, она не могла. Юля рыдала не только из-за того, что с ней случилось. Она рыдала по мужу, который, возможно, вот так же, как она, попался на пути лихого человека... Родик не мог сам, не мог...

– Поплачьте. – Бэтмен опустился на ступеньку рядом с ней. – Пусть весь ужас выйдет из вас. Зачем вы только пошли в здание? Там такие личности обитают! Этот бомжара против них – ангел с крыльями!

Юля захлебнулась слезами, перестала рыдать и, откашлявшись, спросила:

– А вы откуда знаете?

– О чем?

– Ну... о личностях...

– Так это все знают. Опасное место. Чего вас туда потянуло? Я сразу понял, что вы даже не догадываетесь, в какую клоаку направились. Мы с Джеком подождали минут десять... вдруг вы вернетесь, а потом решили проверить, как у вас дела. Вовремя успели!

– Да... вовремя... – повторила за ним Юля и в очередном приступе омерзения передернула плечами. – Спасибо... если бы не вы...

– Да ладно... Вас проводить? Вы далеко живете?

– Нет. Во-он в том доме... – Юля показала рукой на свою девятиэтажку.

– Все равно. Вы такое потрясение испытали. Попробуйте встать... – предложил он и протянул ей руку.

Юля охотно оперлась на нее все еще подрагивающей ладонью и поднялась со ступенек. Бэтмен свистнул свою собаку, и они втроем направились к Юлиному дому. Возле подъезда спаситель спросил:

– До квартиры-то самостоятельно доберетесь?

– Конечно, – согласно кивнула Юля.

– И... больше не ходите туда – опасно.

Юля опять кивнула, а он, улыбнувшись, сказал:

– Кстати, меня зовут Андрей. А вас?

– Я Юля... – ответила она.

– Ну... всего вам хорошего, Юля! – Андрей улыбнулся еще шире, прощально махнул рукой и опять свистнул своего Джека, который в этот момент очень сосредоточенно гонял во дворе голубей.

Юля улыбнулась и открыла дверь подъезда.

Дома она прямо у порога содрала с себя одежду и упаковала в мешок для мусора. Потом залезла в ванну, включила воду погорячей и, несмотря на саднящие ранки на теле, с наслаждением в нее опустилась. Сейчас она смоет с себя ужас сегодняшнего дня, потом выбросит изгаженную одежду в мусоропровод и вычеркнет этот день из памяти. А Бэтмен? А что Бэтмен? Хорошо, конечно, что он вовремя оказался со своей собакой в нужном месте, но и его лучше забыть. Все забыть! Родика не вернешь, надо наконец смириться с этим. Пожалуй, стоит начать жизнь заново. В этой новой жизни не будет места кошмарным воспоминаниям!

Екатерина Рыбакова надела лучшее платье из шуршащего креп-жоржета. По его черному полю были прихотливо раскиданы небольшие букетики красных и лиловых цветов. Волосы Кати сами собой вились, а потому портить их модной химической завивкой нужды не было. Она подошла к зеркалу, еще раз расчесала короткие кудряшки и покусала губы, чтобы они стали ярче. В общем и целом она себе нравилась, если не считать носа. С точки зрения Кати, он был излишне длинен. Вот у ее подружки Лиды носик был маленький, аккуратненький, с весело задранным вверх кончиком. Катя очень хотела бы иметь такой нос, как у Лиды, но приходилось довольствоваться тем, что есть.

Девушка пальцем задрала кончик носа вверх, показалась себе при этом похожей на дурака Емелю из книжки, которую сегодня читала детям своей группы, рассмеялась и отпустила бедный нос на волю. На самом деле ей вовсе незачем менять нос на Лидкин, поскольку Герман любит ее с этим, длинным и неказистым. Сегодня он планировал представить ее собственным родителям и объявить, что они собираются пожениться. Исходя из этого она, Катя, – самая настоящая невеста!

Невеста Катя крутанулась перед зеркалом, и полупрозрачная креп-жоржетовая юбка развернулась вокруг нее настоящим солнцем, обнажив загорелые ноги в белых носочках. Она обязательно понравится родителям Геры! Катя не может не понравиться! Это ничего, что нос не слишком удачный! Вон у нее какие красивые карие глаза, пушистые волосы, легкая, стройная фигурка! Между прочим, некоторые папы, прежде чем забрать из группы домой детей, очень долго беседуют с ней о всякой ерунде и не очень-то спешат к своим женам. Нет, Катя не позволяет ничего такого – у нее есть Гера, но ей приятно, что на нее обращают внимание. Это говорит о том, что и родители Геры тоже сразу же проникнутся к ней симпатией.

Катя взглянула на часы, ойкнула, схватила общую с Лидой бархатную сумочку «для свиданий» и побежала в городской сад к гипсовой скульптуре партизана-героя, около которой в их городе Анисимове обычно назначали встречи влюбленные. Гера уже стоял у партизана и нетерпеливо поглядывал на наручные часы. Да, у ее Геры были часы! Ни у кого из Катиных знакомых молодых людей не было, а у него были. Он вообще многим очень выгодно отличался от других. Например, именем. Парней обычно как зовут? Сашкой, Сережкой или, в лучшем случае, Игорем. А Кривицкий был Германом, прямо как в каком-нибудь трофейном кинофильме. Зимой Гера носил не ватник, подпоясанный армейским ремнем, а красивое драповое пальто с аккуратным котиковым воротником. И шапку – папаху из того же котика. Очень красиво выглядело. Сейчас, в разгар лета, на Гере были удивительной голубизны шелковистая рубашка и светлые брюки с манжетами.

– А вот и я! – Катя выскочила из-за спины Германа и покружилась перед ним, как перед зеркалом в комнате общежития. Платье опять взметнулось вверх полупрозрачным креп-жоржетовым облаком, расправилось и образовало солнце. – Как тебе мое платье?

– Кать! Ну разве можно так! – возмутился Гера, потому что кроме загорелых ног девушки увидел еще и белые трусики.

Молодой человек обеими руками опустил шуршащую юбку, Катя, резко остановленная почти в полете, пошатнулась, и они вдвоем, не удержав равновесия, завалились под ноги партизану-герою на глазах у многочисленных граждан, гуляющих в парке по случаю яркого солнечного дня. Это было очень стыдно, а потому они, не сговариваясь, постарались побыстрей подняться. При этом Герман наступил ногой на Катин черный креп-жоржет и вырвал приличный кусок из подола платья. Катя жалобно охнула. Ее коленка и правый локоть были разбиты о бетонный постамент памятника и кровоточили, но это было сущим пустяком по сравнению с порчей нового платья. Уже без всякого смущения усевшись под ноги гипсовому партизану, девушка пыталась приладить выдранный кусок к подолу. Он, разумеется, прилаживаться не желал и жалко висел оторванным крылышком экзотической бабочки.

– Вот что ты наделал, Герка... – жалобно произнесла она. – Это же мое лучшее платье... Новое... Я его даже Лидке ни разу не давала надеть... И что теперь...

– Кать, встань... – Гера попытался поднять ее за руку. – Неудобно же... Что люди подумают?