Вера Колочкова - Работа над ошибками

Наташа хохотнула коротко, представив на секунду лицо того фотографа. Таечка, будто обрадовавшись, охотно рассыпалась в ответ дробным смешком, махнула ручкой. Потом продолжила:

– А он на меня, Наташичка, глаза вылупил, да как осердится! Не знаю, говорит, никакой Маньки Пыркиной! А я ему: ну как же, мол… Мне фотокарточку надо, как у нее, и чтоб ботинки было видно. А он засмеялся и спрашивает: деньги-то у тебя хоть есть, малая? А я и опять обомлела… Я ж не знала, что еще и деньги надо платить. Думала, надо, чтоб ботинки были, и все… Маленькая была еще, дурочка. Обратно всю дорогу ревмя проревела…

– А огород? Огород потом за Маньку поливала?

– А как же! Ботинки-то я у нее брала. Потом, когда в колхозе работать стала, тоже ботинки себе купила.

– Сфотографировалась?

– Не… Не удосужилась как-то. А Манька потом замуж вышла, хоть и невидная была. Троих детей народила, одного за одним. Их потом всех вместе с Манькой немцы в дому пожгли…

Будто испугавшись только что произнесенной фразы, Таечка замолчала, дрогнула морщинистой шеей, поелозила головой по цветастой наволочке. И без того маленькое личико вдруг сжалось в сухой кулачок и тут же разгладилось, будто непрошеное смятение само собой устыдилось и ушло в глубины старческой памяти, сменившись на выражение тишайшего спокойствия. Наташа вздохнула, покачала головой понимающе. Подумалось вдруг о мудрости человеческой природы – каким же спасением она преподносит старикам эту ретроградную избирательность их памяти… Ведь не рассказывает же Таечка, как от немцев в лесу скрывалась да как семью потеряла, а про Маньку Пыркину да про ботинки – пожалуйста.

Протянув руку, она погладила старушку по морщинистой, в старческих коричневых пупырышках руке. А наклонившись, услышала тихое и сонное, чуть хрипловатое Таечкино дыхание. Действительно, спит. Пусть спит…

Июньский день, когда она вышла на улицу, неумолимо боролся с подступающими сумерками. Наглой оголтелости солнца уже не ощущалось, лишь ветер по-прежнему резвился в высоких кронах тополей, разгоняя во все стороны маленькие стада пуховых отар. Из окна проезжающей по дворовой дорожке машины окликнул сосед, бывший одноклассник, Серега Климов, мотнул головой приглашающе – садись, подвезу, мол, – и она с удовольствием плюхнулась на сиденье с ним рядом. Серега, женившись, жил теперь с ней в одном районе, сюда ездил родителей навещать. Вот и ей повезло с оказией. А вообще, пора действительно вторую машину покупать и самой за руль садиться. Ничего, всему можно научиться. Наверное, это не сложнее, чем книжку написать? Надо вечером с Сашей обязательно обсудить эту тему.

Дома она с удовольствием забралась в пенную ванну, закрыла глаза, улыбнулась. Тяжелый был день. Суетный, пустой день псевдореальности. Даже в писанину не удалось улететь. Зато завтра выходной, завтра на дачу… Хорошо-то как, господи, несмотря ни на что!

Рано утром бодренькая скрипочка норвежского мальчугана пропела из оставленного на прикроватной тумбочке мобильника, отогнала напрочь сонную субботнюю негу. Ох уж этот субботний сон, необыкновенно сладкий оттого, что можно не ждать потенциального верещания будильника! И что за наглость такая – взять его и прервать? Кто посмел дотронуться до святого? Может, люди этого субботнего утра всю неделю ждут, может, мечтают побаловать-таки организм собственным свободолюбивым волеизъявлением?

До «святого» посмела дотронуться конечно же Катька. Ранний жаворонок плюс наивная эгоистка. Она всегда чуть свет просыпается, и объяснять ей абсолютно бесполезно, что для другого не есть хорошо то, что тебе хорошо. Лучше принять как данность.

– Да, Кать… Слушаю… – накрывшись с головой, затянула руку с мобильником под одеяло Наташа. Не хотелось ей Сашу будить, да и самой не хотелось подскакивать в такую рань.

– Ой, Наташ! Я тебя разбудила, да? – весело прощебетала Катька, явно радуясь этому обстоятельству.

– Разбудила, конечно. Чего тебе?

– Наташ… А можно я на дачу приятельницу свою возьму?

– Какую приятельницу? – недовольно вздохнув, пробурчала Наташа. – Я ее знаю, эту твою приятельницу?

– Нет, нет, не знаешь… Я и сама с ней недавно познакомилась, она соседскую квартиру снимает, рядом, на площадке. Так что она мне скорее соседка, чем приятельница.

– Ну конечно, это меняет дело! Если соседка, тогда конечно! – с сарказмом пробубукала в трубку Наташа, хотя тут же и сообразила, что зря старается – Катька никакого сарказма все равно не учует. Наоборот, примет этот сарказм за чистую монету, да еще и поддакивать начнет радостно.

– Да она классная девчонка, Наташ! – действительно захлебнулась радостью Катька. – Мы вчера весь вечер с ней болтали! Она такая умная, много всего прикольного знает…

– Катерина! Ну когда ты повзрослеешь уже, ей-богу? Это же безответственно, в конце концов, – малознакомого человека в дом пускать!

– Ой, да ладно, Наташ! Что я, в людях не разбираюсь, что ли? Говорю тебе – классная девчонка! Только я не поняла… Можно мне ее взять-то? Ну пожалуйста, Наташечка! Она приезжая, в городе никого толком не знает, ни друзей, ни знакомых… Чего ей сидеть два выходных одной-одинешенькой в съемной квартире? Можно, Наташ? Тем более я ей пообещала уже…

– Ну, не знаю… – сердито выпростала лицо из-под одеяла Наташа. – Вообще-то я отдыхать хотела, а не новые знакомства заводить. А ты меня перед фактом ставишь – решила и постановила уже, что с нами твоя знакомая поедет!

– Да пусть едет, чего ты… Жалко тебе, что ли?

Наташа испуганно повернула голову на сонный мужнин голос – разбудила-таки, как ни старалась говорить тихо! Саша зевнул, потянулся дурашливо, потом взял у нее из рук трубку, проговорил менторским тенорком профессорской жены из кинофильма «Москва слезам не верит»:

– Катька! А твоя приятельница аккуратная?

– Аккуратная! Ой, аккуратная! Очень аккуратная! – услышала Наташа громкое заливистое Катькино гоготание.

– Ну, тогда пусть едет!

Наташе ничего не оставалось, как тоже улыбнуться мужниной дурашливости. Не устраивать же скандал с утра, в самом деле? Пусть будет Катькина приятельница, черт с ней.

Собрались они быстро, перекусили на ходу кофе с бутербродами. Утренний город был тих и ласков, мигал приветливо зелеными глазами светофоров. До Катькиного дома доехали за пятнадцать минут. Саша вышел из машины, махнул ей в окно. А еще через пять минут из подъезда вылетел племянник Димка, пятилетний крепыш, повис на Сашиных руках, весело болтая ногами. Наташа тоже вышла из машины, стала смотреть, как ловко Саша подбрасывает мальчишку вверх и как тот захлебывается в счастливом щенячьем повизгивании.

– Наташ! Саш! Вот, познакомьтесь, это Анна! – прозвучал за спиной Катькин голос, и Наташа вздрогнула, обернулась…