Арина Ларина - Принц б/у

Чтобы не нервировать старушку-мать неожиданными последствиями своего нездорового кобелизма, Коля решил утаить от Елены Сергеевны новость об интересном положении своей очередной знакомой. Наобещав Татьяне всякой трогательной чепухи и объяснив, что сообщение о беременности было принято им в штыки по причине шока, а шок случился исключительно на радостях, Николай вознамерился навсегда исчезнуть из жизни сельской наяды. Совесть его не мучила, образы голодных оборванных детей и прочая сентиментальная дрянь не омрачали спокойного сна. Коля был уверен, что хваткая Татьяна найдет способ, как разобраться со своими неприятностями. И он был абсолютно прав, только правда, как часто бывает в жизни, оказалась не совсем такой, какой он представлял.

Коля благополучно забыл о пышнотелой девице с городской окраины и уже выцеливал новую жертву. Тем сильнее был его шок, когда однажды, вернувшись с работы, он столкнулся в собственной прихожей с румяной и довольной жизнью Татьяной.

Таня поняла, что будущий отец и от нее «уехал на Север», и очень расстроилась. Одно дело, когда любимый мужчина совершенно заслуженно бросает соперницу, сделав правильный выбор, и совсем другое, когда этот же возлюбленный снова ударяется в поиски идеала. Татьяна знала, что лучшей жены, чем она, у Коли просто и быть не может, но как объяснить это неразумному мужику, пытающемуся совершить сексуальную революцию на отдельно взятой территории?

Проворочавшись всю ночь в одиночестве и промучившись полдня от избытка планов, штурмовавших ее хорошенькую белокурую головку, словно мухи банку с вареньем, к пяти часам вечера Таня заняла наблюдательный пост у НИИ с непонятным и длинным названием, на благо которого вкалывал ветреный Николенька. Проследив беззаботного героя-любовника до самого дома, в подъезд она заходить побоялась: лучше толкаться в метро среди десятков взмыленных горожан, чем дышать ему в затылок на лестничной клетке. Если уж готовить сюрприз, то по всем правилам, чтобы возлюбленный не успел отбиться от нежданного подарка.

Напротив входа стояла кособокая лавочка, на которой скучала одинокая круглолицая бабулька, украшенная бородавками, точно перезрелый мухомор. Она сурово сдвинула брови и разглядывала незнакомую девицу, жуя дряблыми губами и явно подбирая слова для выступления. Татьяна ее опередила.

– Ой, простите, пожалуйста, – тихим тонким голоском проблеяла она. – Вы этого мужчину, который сейчас прошел, не знаете?

Бабка собрала губы в куриную гузку и едко выплюнула:

– Я тут всех знаю. А вот тебя впервые вижу! Ходят тут, вынюхивают, выспрашивают, а потом белье с веревок пропадает. Кусты вон все поломаны, подъезды загажены, мусор по улице мотается!

Татьяна, слегка обалдевшая от неласкового приема и обвинения в загаживании прилегающей территории, с трудом удержалась от пронзительного желания объяснить хамоватой старухе расстановку сил и заискивающе поддакнула:

– И не говорите. Моя бабуля тоже все переживает. То сирень у нее под окнами хулиганы обломают, то скамеечку изрисуют. Раньше такого не было.

Бабка, удивленная тем, что скандала не получилось, поморгала блеклыми глазками и сердито хмыкнула:

– А чего тебе от парня надо-то?

– Он из восемнадцатой квартиры? – спросила Таня.

– Эка, дурь какую спросила, – удовлетворенно откинулась на лавке старуха. – Из двести четырнадцатой он! А восемнадцатая в первом подъезде! Задницу отрастила так, что юбкой не прикрыть, а мозгов, что у комара! Нешто начальные номера в середине дома могут быть? И чему вас только учат…

Получив заветный номер квартиры, Татьяна моментально убрала с лица дурашливую покорность и, уперев руки в бока, обогатила старушкин лексикон неслыханными доселе конструкциями и оборотами, порадовав заскучавшую бабку пищей для размышлений на остаток дня.

На следующий день, заплетя аккуратную косичку, украшенную пышным бантом, и надев платье в горошек, из которого она давно выросла и в котором походила на первоклашку-переростка, Татьяна отправилась покорять будущую свекровь. По замыслу невесты наряд должен был олицетворять чистоту и невинность, сигнализируя о ее детской непосредственности, неконфликтности и положительности. Как это обычно бывает, окружающие не проявили глубоких познаний в психологии и восприняли все превратно.

Пока Таня старательно входила в образ, хлопая глазками и трогательно улыбаясь, представляя первые минуты знакомства с новой родственницей, народ проявлял откровенную несознательность. Две прыщавые девицы противно хихикали, разглядывая ее немодный наряд, с трудом сдерживающий пышные формы. Противно пыхтящий толстяк, несмотря на обилие места в вагоне, терся рядом и внимательно изучал растянувшиеся на ее мощном бюсте голубые горошки. Его сопение настолько выбивало Таню из образа, что она перестала изучать собственное отражение в темном стекле вагона и вызывающе уставилась на мужика. Он радостно приткнулся к ней и запыхтел, как сбегающая на плиту каша. Татьяна нежно окинула его взглядом, приподнялась на цыпочки и прошептала ему на ухо перспективу развития их отношений, согласно которой по самым радужным прогнозам он оставался глубоким инвалидом, навсегда потерявшим интерес к женщинам. Толстяк с проворством голодного индюка, несущегося к кормушке, перебазировался в противоположный конец вагона.

Бородавчатая бабка, все еще пребывавшая под впечатлением вчерашней встречи, при виде Татьяны воодушевленно замотала головой, изображая приветствие. Соколова отвесила старухе ответный реверанс и скрылась в подъезде.

Двести четырнадцатая квартира располагалась на восьмом этаже. С трудом уняв бешеное сердцебиение, Таня нажала розовую кнопку звонка. За дерматиновой обивкой раздалась мелодичная трель, потом что-то прошуршало, и неожиданно резкий женский голос каркнул:

– Кого надо?

Татьяна представляла начало диалога несколько иначе. Усохшая Шапокляк с колючим взглядом, скукожившаяся в дверях, как кобра, готовая к броску, никак не располагала к позитивному общению. Это лишь усложняло ситуацию, но не делало ее тупиковой.

– Здравствуйте, – залучилась радостью Таня. – А Коля дома?

– Коля работает! – крикнула тетка и попыталась прищемить визитершу дерматиновыми воротами.

Татьяна проворно ввинтилась в стремительно сужавшуюся щель и улыбнулась:

– Тогда я его здесь подожду.

В принципе, можно было бы изобразить несчастную жертву и померзнуть некоторое время на шершавых ступенях гулкого мрачного подъезда, но вряд ли это растопило бы сердце неласковой родственницы, а мнение соседей, судя по боевому настрою, на нее вряд ли подействовало бы. Поэтому к образу скромницы пришлось добавить комсомольский задор и напористость.