Арина Ларина - Принц б/у

Посмотревшись в витрину магазинчика, украшенную грязными разводами последней апрельской слякоти, и состроив глазки скучавшей за прилавком девице, Колясик остался чрезвычайно доволен собой.

Он переложил в нагрудный карман недавно приобретенный для понта бэушный мобильник таким образом, чтобы тот немного высовывался, демонстрируя желающим телефонизацию хозяина, поправил галстук и двинулся к подъезду.

Татьяна поразила его плохо сохранившимся лицом и расплывшейся фигурой. Годы превратили ее в неинтересную тетку с мешками под глазами и жалкой ободранной химией на голове. Скрыв разочарование, Коля протянул оробевшей и засмущавшейся Татьяне торт и с преувеличенной жизнерадостностью воскликнул:

– А где доча? Хочу ее обнять!

Так мог вести себя капитан дальнего плавания или какой-нибудь полярник, вернувшись к родным после долгой командировки. Но Татьяна с благодарностью приняла игру и закричала:

– Олюшка, папа пришел! Где ты?

Оля сидела в комнате, трясясь от бешенства. Ей было стыдно за мать, горько, что придется сдерживаться, чтобы мама не расстраивалась, и тошно, что сейчас надо будет выйти к совершенно чужому мужику, по недоразумению ставшему ее отцом, и делать вид, будто его визит через двадцать лет – в порядке вещей.

Ее юношеский максимализм ломился в бой, желая стереть в порошок новоявленного папашу, а врожденная и переданная с генами неизвестно от кого интеллигентность робко хватала за руки, умоляя не портить отношения. Раздираемая противоречиями, Олечка медленно вышла в прихожую.

– Доча, какая ты стала! – Пустив слезу, Колясик раскинул руки, застыв в позе огородного пугала.

– Здрасте, – выдавила она с трудом. – Приятно познакомиться. А кто у нас умер? Почему цветочка только два?

Коля совершенно не учел, что если одинокую сорокалетнюю бабу, потерявшую всякую надежду на устройство личного счастья, его визит может только обрадовать, то молодую девчонку, лишенную по его милости нормальной семьи, завоевать будет сложно. В лучшем случае их отношения достигнут фазы вооруженного нейтралитета.

– Это тебе и маме, – промямлил Колясик.

– Правильно, – кивнула Олечка, не в силах бороться с отвращением. Никакие родственные чувства в ней не просыпались. – Баб баловать нельзя. Надо было нарциссы купить, они дешевле. Или мать-мачехи нарвать. Ее можно будет потом засушить и от кашля заваривать.

– Проходите к столу, – произнесла Татьяна, стараясь оттереть блиставшую красноречием дочь в сторону. – Цветы потрясающие, мы любим именно тюльпаны! Как ты все помнишь?

– А я люблю розы, – мстительно вылезла из-за маминого плеча Олечка. – В букетах!

– Я учту, – не растерялся Николай, приближаясь к столу.

– А у нас принято руки мыть, – не удержалась Оля. – Перед едой. Или вы есть не будете?

– Буду, – торопливо сообщил Колясик, едва не захлебнувшийся слюной при виде разносолов, выставленных Татьяной на стол. – И говори мне «ты», а то как-то непривычно, родные все-таки.

– А мне непривычно постороннему человеку тыкать.

– Ольгуша, садись, ты ж голодная. – Татьяна не знала, как заставить замолчать разговорившуюся дочь.

Беседа не клеилась. Попытки Колясика создать за столом дружелюбную обстановку разбивались об Олечкины короткие реплики, не позволявшие надеяться даже на вооруженный нейтралитет.

– Я так страдал без вас обеих от непонимания и одиночества, – начал он свою печальную исповедь.

Но несгибаемая Ольга сразу заинтересовалась:

– А что мешало к нам на чаек заглянуть? Хотя бы лет десять назад? И откуда взялось одиночество? Разве ты жил один?

– Я имею в виду духовное одиночество, – вяло оправдывался Коля. – Когда рядом нет ни одной родной души!

– Значит, бабуля моя померла? – уточнила настырная девица.

– Нет, мама жива-здорова.

– А что же она не навестила внученьку? – ехидничала Оля.

– Видишь ли, – закатил глаза Николай. – У взрослых иногда складываются такие тяжелые условия жизни, которые в твоем возрасте…

– Папаша, если ты забыл, то напоминаю: мне двадцать лет, и я вполне вменяемая, так что не надо мне лапшу вешать, что тебя сперла Снежная Королева и ты у нее там в тоске и печали складывал пирамидку из льдинок! Что могло помешать двум взрослым людям навестить одну маленькую девочку? Отсутствие денег на проезд? Или адрес потеряли? – Олечка раздраженно расковыряла салат и бросила вилку на стол.

Татьяна пылала, как астраханский помидор. Дочь была абсолютно права, но задумываться над ее словами не хотелось, иначе пришлось бы спустить бывшего супруга с лестницы, уж больно все нескладно получалось.

– И почему ты дозрел только сегодня? – наседала Оля. – Что, проблемы какие-то появились? И ты надеешься свалить их на нас?

– Как ты могла так подумать, дочь? – с патетикой воскликнул Николай, нацелившись на исходящий соком кусок мяса. – У меня полный порядок! Просто я подумал, что вам нужна моя помощь!

– Тоже мне, Бэтмен на пенсии, – фыркнула Олечка. – И чем ты можешь помочь? Чего ж раньше не прилетал?

– Оля! – Татьяна умоляюще посмотрела на дочь.

– Ладно, ладно, молчу. – И Олечка выхватила у Николая свинину, над которой он уже занес вилку. – Так что случилось-то?

Сделав вид, что неправильно понял вопрос, и обойдя тему объяснений по поводу своего появления в их квартире, Коля одухотворенно уставился на обшарпанную раму, изображая глубокую задумчивость, и произнес:

– Таня, боюсь, ты мне не поверишь…

– Я-то точно не поверю, – усмехнулась Оля, не в силах удержаться от комментариев. Ей все-таки хотелось, чтобы новоявленный отец обиделся и исчез из маминой и ее жизни окончательно.

– Это было как ослепление, точно меня кто-то заставил. У меня глаза были зашорены, как у лошади, которой указывает путь наездник.

– Как у жеребца, – нахально прокомментировала Олечка, подавив желание ткнуть разглагольствовавшего папашу вилкой.

– Я был словно под наркозом, – повысил голос Николай, видя, что дочь опять набирает воздух, чтобы подкинуть дровишек в разгорающийся костер войны.

– Это сглаз, – убежденно сказала Татьяна, чтобы хоть как-то оправдать в своих глазах поведение бывшего мужа.

– Как я не подумал? – ухватился за идею Колясик. – Иначе как можно объяснить, что я оставил семью, любимую жену, новорожденную кроху и ушел к совершенно чужой женщине?

Он замер, сделав красивую паузу и горестно хлопнув себя по лбу, но Оля и тут не позволила ему нагнетать драматизм момента.

– Это запросто можно объяснить повышенной тягой к кобелизму и моральной незрелостью!

– А сегодня у меня просто прозрение. – Коля решил не реагировать на исходящую ехидством дочурку и обращался теперь только к Татьяне.