Наталья Труш - Куда он денется с подводной лодки

– Ингушка, привет! Я заждалась тебя! Сколько еще можно сидеть в твоей Сибири?! Приезжай!

– Я не в Сибири, Тось, я прилетела. – Голос у подруги был усталым и бесцветным. – Я сейчас приеду. Примешь?

– Странный вопрос! Конечно, приезжай. И что значит «примешь»? – Тося хотела было допросить подругу с пристрастием, как она отключилась.

Антонина Кузнецова с удивлением посмотрела на мобильник. Даже хотела перезвонить, но передумала. Если Инга сказала, что едет, значит, скоро будет.

Тося встала, прикрыла постель одеялом и прошлепала в ванную, заглянув по пути в спальню мамы.

– Муль, ты проснулась?

– Как всегда. А тебе что не спится – день-то выходной? – В голосе Софьи Гавриловны Тося уловила тревогу.

– Муль, Инга прилетела из командировки, сейчас к нам заедет. – Тося зевнула. – Вот, разбудила…

– Ингуша! Какая радость! – Софья Гавриловна откинулась на подушки.

До недавних пор Софью Гавриловну никому не приходило в голову даже в шутку назвать «бабушкой», хоть на самом деле она была трижды прабабушкой: Тосина дочка Лидочка замуж выскочила сразу после школы и наградила семейство тройней. Три писклявые правнучки – это вам не «здрасте – до свидания», это нянчиться надо. Но Софья Гавриловна в няньках сидеть отказалась наотрез. Впрочем, зная бабушкин характер, ее не очень-то и уговаривали.

Всегда подтянутая, с прямой спиной, словно палку проглотила, Софья Гавриловна, несмотря на возраст, была модницей. Она сама изобретала умопомрачительные наряды, какие-то шляпки с париками, юбки с разрезами. Ей все шло, и она шла во всем этом великолепии, как королева. В музей, в театр, на выставку.

Денег на дорогие наряды у Софьи Гавриловны не было, зато фантазии – хоть отбавляй. Присмотрев что-то модное, она легко создавала свой вариант из подручных материалов.

Тося называла мамины выкрутасы «обновками с мексиканским тушканом».

– Ты не права, Тосенька! – поправляла дочь модная мама. – Я настаиваю на том, что это все-таки шанхайский барс!

Софья Гавриловна казалась вечной и непотопляемой, ничем не болела и терпеть не могла разговоров про болезни, и вдруг этой весной ее свалил инсульт. Да так, что два месяца после больницы прошло, а она никак не могла прийти в себя. Вот и лежала днями напролет, скучала. Известие о приезде Инги Валевской, которую она по-матерински любила, приняла с восторгом.

Тося варила кофе, когда в дверь позвонили.

– Иду-иду! – прокричала она из кухни, выжидая последние секунды, когда над джезвой поднимется кофейное облачко, быстренько уронила с ложки каплю холодной воды в пену, кинула щепотку соли, выключила газ и поспешила в прихожую.

То, что у Инги стряслось что-то большее, чем просто банальный вираж любимого Стаса по бабам, про который подумала Тося, стало сразу понятно. На Инге не было лица. Тося обняла подругу и почувствовала, как та трясется.

– Что? Ну что ты? – шепотом спросила Тося.

– Потом, Тось! Все потом, не при тете Соне, ладно? – Инга подула себе на лицо, смешно выпятив нижнюю губу, чтоб слезы не текли. Помахала ладошкой, нагнетая воздух. Внимательно посмотрела на себя в зеркало в прихожей. Быстренько скинула легкую куртку, туфли и на цыпочках прошла в комнату.

– Ингуш, я не сплю, – сообщила Софья Гавриловна, и Инга направилась в ее комнату.

– Как вы, теть Сонь?

– Нормально. Видишь – читаю… – Софья Гавриловна показала Инге глянцевый журнал. – И стыдно сказать, что читаю, – понизила она голос. Потом покосилась на дверь, но Тони там не было, и она продолжила: – Знаете, Инга, в наше время мы о таком даже не слышали. Это я про секс…

– Да… – задумчиво протянула Инга. – Мы в наше время тоже не обо всем в этой области слышали…

– Правда? – Софья Гавриловна оживилась. – Я, конечно, в силу своих лет всю эту премудрость, простите, только в теории теперь могу изучить. А вам… Вам я бы настоятельно рекомендовала. Как ваш Стасик? Не косится еще на сторону? Вот, смотрите, что я тут вычитала: «Групповой секс очень сближает пару, в которой наметилась трещина. И у мужчины и у женщины возникает забытое чувство собственничества, и на время в их постели наступает полная гармония». Во как завернуто! Применяй на практике, и куда он на фиг денется… с подводной лодки?!

– Мама, это тебе Лидка журналец подкинула? – строго спросила Тося, внезапно возникшая в дверном проеме. – Я ей уши пообрываю! Я же дала тебе книгу, как раз на эту тему, что тебя интересует, – мемуары разведчиков времен Великой Отечественной, а ты всякую чушь читаешь!

Софья Гавриловна сложила губки бантиком, отчего морщинки вокруг маленького рта разбежались ровными лучиками, разгладила загнувшийся уголок странички журнала и сказала:

– Мемуары я, Тосенька, всегда прочитать успею. Я, если ты помнишь, историк. Я их столько на своем веку прочитала! Я еще и свои написать смогу. А вот эта наука, – тетя Соня потрясла в воздухе многостраничным ярким журналом, – это для меня открытие. И Лидушку ругать не смей. Она мне просто привезла кучу этой макулатуры. Она так и сказала: «Баб! Мы эту макулатуру выбросить хотели, а ты, может, что вычитаешь». Никакого злого умысла. Так вот… – Софья Гавриловна жестом остановила Тосю, которая хотела ей что-то сказать: – Не возражай! Если бы ты в свое время эту «макулатуру» читала и выводы делала, ты бы не куковала сейчас одна-одинешенька. Петька твой от тебя сбежал, потому что ему скучно стало!

– Мам, да ты-то откуда знаешь, почему Петька сбежал???

– А вот отсюда и знаю! Не было у вас с Петькой нормальной сексуальной жизни, – сказала, как отрезала, Тосина мама. – Сначала всем колхозом в коммуналке ютились, потом в хрущобе, где каждый вздох на три этажа было слышно, а потом, когда уж в нормальную квартиру перебрались, у Петьки твоего начался кризис среднего возраста. И ты ему уже светом в окне не казалась, вот и понесло его этот самый «свет» искать – на юных потянуло.

– Ладно, ма! Что вспоминать-то? Что было – того уж нет. Читай дальше, а мы с Ингушей удалимся посекретничать. Я тебе твой кофе сейчас принесу.

– Кофе по-морскому? – строго спросила Софья Гавриловна.

– Ну а как иначе? Мам, ты спрашиваешь об этом каждое утро!

– Спрашиваю. Для порядка!

Софья Гавриловна пила особый кофе, с солью. Этому ее научил один знакомый «адмирал». Звание морское у него было явно пониже, но тетя Соня называла его не иначе как «мой адмирал». «Адмирал» давно уже отправился в лучший из миров, а память о себе оставил. И всякий раз за утренним кофе Софья Гавриловна, поднося к губам крошечную чашечку и глядя на черно-белое фото в книжном шкафу, непременно поминала своего друга:

– Ну, с новым днем тебя, «мой адмирал»!

– Рассказывай, что стряслось? – спросила Тоня Ингу, когда они уединились на кухне за закрытой дверью. – Стаська загулял…