Анджела Дрейк - Пленница сновидений

Марина впитала эти крохи информации с жадностью человека, изо дня в день вынужденного выслушивать болтовню скучающих женщин о лечении гормонами, их замечательных детях и шишках на больших пальцах ног.

Так! Именно этого она и ожидала: у него нет жены. Но почему? Трагическая смерть? «Поиски себя», чрезвычайно распространенные у нынешней молодежи? Или она просто ушла к любовнику? Трудно представить себе мужчину, который мог бы серьезно соперничать с ее соседом. Но у любви свои резоны…

Одинокий мужчина, мечтательно подумала Марина, слыша шум воды и стук металлической крышки. Такой элегантный, изящный и… сдержанный. Похожий на мраморную статую. Смеясь над собственным безнадежным романтизмом, она закрыла глаза и представила его стоящим на пьедестале, с примостившейся у ног маленькой девочкой.

Тут она вспомнила о грозившем ему предсказании и поморщилась. Проклятые карты! Забросить бы их куда-нибудь подальше…

Молча вошла босая девочка. Ее обведенные кругами глаза были розовыми, как у кролика-альбиноса. Она храбро улыбнулась Марине.

— Вы живете в следующем доме, правда? У вас всегда лает собака.

— Извини, пожалуйста.

— Я люблю собак. — Она производила впечатление очень дотошного ребенка. — Меня зовут Леонорой Рожье, а имя моего папы — Франсуа. Когда я вырасту, у нас будет лабрадот… дор, — поправилась девочка.

Марина всерьез задумалась:

— У моего песика хвост как у лабрадора.

— А все остальное какое?

— Ни на кого не похожее. Хочешь познакомиться с ним?

Леонора бодро кивнула, а затем улыбнулась. В комнате сразу стало светлее.

Франсуа Рожье сварил отличный кофе и принес печенье с корицей, которое напоминало домашнее, но, конечно, было куплено в ближайшей кондитерской. Все мужчины, которых знала Марина, были совершенно беспомощны, когда дело касалось муки и духовки.

— Печенье испек папа, — положила конец ее размышлениям Леонора. — Иногда он даже мороженое делает!

Она посмотрела на отца и улыбнулась, по-детски и в то же время по-взрослому.

С таким же успехом она могла сказать: «Мой папа самый лучший на всем свете». Ее чувства были видны насквозь.

Франсуа Рожье бросил на соседку короткий взгляд, означавший: «Ну, теперь вы удовлетворены?».

Марина успокоилась, обмакнула печенье в кофе и почувствовала, что день стал не таким пасмурным. Она развязала тесемки своей черной викторианской мантии, двадцать лет назад с помощью лести выпрошенной у суровой хозяйки погорелого театра, и позволила Леоноре примерить ее.

Пока девочка гордо прохаживалась перед зеркалом, Марина и Франсуа делились мнениями о районе, в котором поселились: где продают самый свежий хлеб, в каких местах растут необычные травы и какой из окрестных ресторанов пришелся им по вкусу. Разговор велся осторожно: никто не хотел говорить о себе больше, чем положено для первого знакомства.

Франсуа сказал, что работает вольным фотографом. Большинство его работ покупают газеты и журналы, но над книгами он работает тоже. Биографиями, дневниками путешествий…

— А вы? — вежливо спросил он.

— Я консультант по вопросам моды.

— Угу, — кивнул Франсуа.

— Иными словами, помощник владельца магазина, — объяснила она. — Целыми днями помогаю женщинам раздеваться и одеваться и беззастенчиво вру, как им идут наряды, пылящиеся у нас на вешалках.

Тут он улыбнулся.

Когда-то все было по-другому, с внезапной грустью подумала она. Мне представлялся шанс. Сама виновата. И все же, несмотря на все мои ошибки, можно сказать, что я счастлива.

Она встала, поблагодарила Франсуа Рожье за гостеприимство и повела Леонору знакомиться с Риском.

— От него пахнет рыбой, — сказала Леонора, сидевшая на полу, прижавшись спиной к ножке пианино. Она гладила бело-рыжую шерстку песика, размахивавшего лапами от блаженства. Девочка наклонилась. — И от меха тоже. Ужасно приятный запах, настоящий собачий. Я тоже хочу такого.

— Но ведь он все время лает.

— Мы не будем обращать на это внимание, — сказала Леонора.

— Вы с папой?

— Угу. — Леонора поймала лапу Риска и поцеловала ее. — Не думаю, что моей маме понравилась бы собака…

— Естественно, — согласилась Марина. — Когда на них не смотрят, они ложатся на кровать, отгрызают каблуки от туфель и едят письма.

Леонора задумчиво выслушала эти доводы и вдруг мрачно сказала:

— Моя мама снова выходит замуж.

Марина поняла, что за внешним спокойствием девочки скрывается глубокое волнение.

— За Лайама, — добавила Леонора.

Женщина испустила тяжелый вздох, подумала, что тут можно сказать, и промолчала. Приходившие на ум слова утешения были банальными и бесполезными.

Наступила долгая пауза. Леонора сосредоточенно гладила уши Риска.

— Я получила приглашение, — наконец промолвила она. — И папа тоже.

— На свадьбу?

Девочка кивнула:

— В Нью-Йорк. Там живет мама. — Она принялась почесывать Риску брюхо, и тот зажмурился от удовольствия. — Туда долго лететь. В самолете показывают видео.

Марина вздрогнула всем телом. Воздушное путешествие, полет! Перспектива сидеть в стальном ящике на высоте несколько тысяч футов смертельно пугала ее. Так было всегда. А когда погибла ее однокурсница, летевшая на Кубу, чтобы работать с беспризорными детьми (которую все в один голос убеждали держаться как можно дальше от этой бочки с порохом), Марина почувствовала мрачное удовлетворение: значит, ее страх имел под собой почву.

Полет, подумала она. Маленькая Леонора и ее загадочный отец. У нее участился пульс. Поиск, путешествие, опасность…

О Боже!

Риск повернул голову и посмотрел на хозяйку. Потом перекатился на живот, неуклюже поднялся, встал рядом и прижался головой к ее ноге.

— Он очень любит вас, — сказала потрясенная Леонора. — Если я буду часто приходить, он немножко полюбит и меня тоже?

— Несомненно. У этой собаки самые изысканные вкусы, — ответила Марина. — Поэтому приходи как можно чаще. Иногда мне бывает одиноко.

— Мне нравится ваш дом, — сказала Леонора, оглянувшись по сторонам. — Тут так много старых вещей.

— Да. В том числе и я, — согласилась Марина.

Леонора посмотрела на нее со вновь вспыхнувшим интересом и возражать не стала.

Она с любопытством подошла к стопке долгоиграющих пластинок, лежавших на полу рядом со стереопроигрывателем семидесятых годов. Такому ребенку все это должно, было, казаться антиквариатом. Аудиосистема была гордостью Колина. Когда дело касалось того, что ему нравилось, Колину требовалось все самое лучшее, самое чувствительное, дорогое и престижное. Он ни за что не пошел бы в местный магазин бытовой электроники. Его оборудование подбиралось месяцами после тщательного изучения проспектов, посещения магазинов, торговавших аппаратурой высшего класса, и долгого поиска каждого отдельного блока.