Анджела Дрейк - Пленница сновидений

Количество клиентов постепенно увеличивалось. Ее слава переросла масштабы университетского городка, и вскоре Марина обнаружила, что на диссертацию времени не остается. Однако утешало новоявленную сивиллу то, что ее банковский счет к тому времени выражался цифрой с четырьмя нулями.

Все это чрезвычайно тешило самолюбие. До поры до времени…

Леонора заворочалась, Риск зарычал, и Марина тут же вернулась в настоящее. Девочка открыла глаза, серьезно посмотрела на соседку и улыбнулась.

— Как выглядит мир после хорошего сна? — спросила Марина.

— Хорошо выглядит. — Она свела брови. — А где папа?

— Поехал узнавать, как себя чувствует мисс Пич.

Леонора кивнула и приподняла уголки губ.

— Есть хочешь? — осведомилась Марина.

— Да.

— А что бы ты съела?

Девочка задумалась.

— Яйцо. Испеченное в сковородочке со сливками и маслом. И несколько маленьких кусочков жареного хлеба.

— О небо!

— Я научу тебя, — сказала Леонора. — Папа втыкает в макушку яйца шнитт-лук, который растет у нас в саду.

Они пошли на кухню, взяли сливки и яйца, и, Марина попыталась разжечь старую газовую плиту, поскольку ее микроволновая печь была еще более древней и годилась лишь на то, чтобы всю ночь разогревать суп или несколько дней подряд варить тушенку.

Она с облегчением убедилась, что в духовке чисто; лишь с дверцы свалился кусок многолетней пыли, напоминавший шнурок для ботинок. Истратив половину тонкой свечки и устроив несколько микровзрывов, она все же добилась своего: в глубинах духовки загорелся крошечный голубой огонек.

— Я редко готовлю, — призналась Марина очарованной Леоноре. — Сходи в сад и поищи там петрушку и шнитт-лук. Я думаю, эта духовка раскочегарится еще очень не скоро.

Леонора вышла в узкий и длинный сад и принялась копаться в кудрявом мхе и прекрасно себя чувствовавших сорняках в надежде опознать траву, которую втыкают в яйцо.

Марина посмотрела на газон и подумала, что скоро придется доставать из сарая косилку и тратить лучшую часть утра на то, чтобы пробудить ее к жизни.

Стоял ранний апрельский вечер. Сад был изумрудно-зеленым, на деревьях проклевывались почки. Сверкала трава, смоченная недавно прошедшим дождем. Марина подняла голову и вдохнула в себя влажный воздух.

— Нашла! — ликующе воскликнула Леонора. — Вот она!

Марина наклонилась и увидела чахлую веточку;

— Ну, так расскажи мне про эту таинственную мисс Пич, — сказала она, подступая к петрушке с ножницами.

— Мой папа собирается жениться на ней, — ответила Леонора. — Когда петрушка становится такой длинной, ее нужно срезать. Ей не будет больно, она быстро вырастет и станет кудрявая.

— Попытаюсь запомнить, — задумчиво сказала Марина. — А твой папа знает об этом? О том, что собирается жениться?

Леонора улыбнулась новой подруге с безмятежной самоуверенностью ребенка:

— Я одна знаю об этом. И ты тоже.

И у расчувствовавшейся Марины внезапно возникло ощущение, что то, чего хочет Леонора, непременно сбудется.

Женщина срезала шнитт — очень приятную травку, которая росла, несмотря на все попытки ее изничтожить, — и спросила:

— А как мисс Пич? Что она думает об этом?

Судя по выражению глаз Леоноры, мисс Пич отводилась роль простая и понятная — делать то, что хочет папа. Вполне справедливая мысль для любимой дочки. Но спросить все же следовало.

Однако немедленного ответа Марина не получила.

— Наверно, плита уже раскочегарилась, — предположила девочка.

— Наверно, — согласилась Марина.

Они взяли траву и вернулись на кухню. Из духовки струилось приятное тепло. Леонора посмотрела на плиту с жадным ожиданием, а Марина — с облегчением.

Они поставили в духовку две сковородки с яйцами, и Марина стала накрывать на стол, а Леонора — резать треугольниками хлеб для тостов.

— Думаю, мисс Пич еще не знает, — сказала девочка. — Пока не знает.

Марина посмотрела на старые настенные часы. С тех пор как он уехал, прошло четыре часа. За это время мисс Пич могла бы узнать о Франсуа Рожье много интересного… Прекрати, прикрикнула она на себя. Нельзя так легкомысленно относиться к серьезным вещам.

Она положила нарезанный хлеб на сковородку, и тот громко зашипел.

Марина с любовью посмотрела на глянцевую головку Леоноры, вдруг вспомнила про свое давешнее гадание на картах, и у нее сжалось сердце. Леонора и Франсуа полетят в Нью-Йорк смотреть на то, как ее мать и его жена свяжет себя с чужим человеком. Это событие важное. Так сказали карты. А для Леоноры оно значит очень много.

И это тоже прекрати, гневно сказала себе Марина. Карты не имеют силы. Они ничего не могут сказать. Все, что они могут, это обольстить душу человека. Они лукавы и капризны. Но, в конечном счете, бессильны.

Она приподняла ножом кусочки хлеба и проверила, не подгорают ли края.

— Готово? — жадно спросила Леонора.

— Почти. Теперь недолго.

Свободной рукой Марина обняла ее за плечи, и девочка прижалась к ней.

Нет, карт нечего бояться. По-настоящему следует бояться только собственного ума. В те дни, когда она давала «консультации», карты прилетели по воздуху, укоренились в ее мозгу и отравили страстью к предсказаниям. Будь они прокляты!

— Ммм, — промычала Леонора, нюхая воздух. — Не могу дождаться, когда будет готово!

Риск придерживался того же мнения. Он сидел у духовки, высоко задрав нос, и морда у него была глупая и блаженная.

По кухне распространялось тепло и окутывало их как фланелевая ночная рубашка.

Внезапно Марина вспомнила крошечную сельскую больницу, где она в пятилетнем возрасте лечилась от краснухи. На стене висели тарелка и гобелен с розовой каемкой, в центре которого красовалось старательно вышитое темно-синими нитками ободряющее послание. Марина видела это послание так ясно, словно гобелен висел у нее перед глазами:

Грех предосудителен, но все будет хорошо, и все будут хороши, и весь мир будет хорош…

Леди Джулиана Нориджская, 1343–1413.

Зоя была влюблена, полна счастья и чувствовала себя так, словно ей предстояло отправиться в некое упоительное путешествие. Франсуа покажет ей новую жизнь; с ним ее ждет то, о чем она не смела и думать. Казалось, жар его любви и страсти растопил ужас прошедших недель, ощущение темной клетки, в которой бился ее разум, атакованный невидимым врагом.

Когда Франсуа приходил, чтобы провести с ней несколько коротких часов, она смотрела в его смуглое лицо древнего жреца и понимала, почему обыкновенные здравомыслящие люди сходят с ума от любви, бросают дом, семью, отказываются от карьеры и даже начинают войну.

Казалось, с ним творится то же самое. Обнимая ее, Франсуа ощущал уверенность в будущем и знал, что они будут вместе до конца дней. А когда он смотрел в ее чудесные лучащиеся глаза, то видел в них отражение собственной любви. Это разжигало в нем желание и доставляло незнакомое доселе удовлетворение.