Саша Майская - Любовь по заданию редакции

Внутренний голос невинно поинтересовался, а чем именно Евгения Васильевна планирует осчастливить провинцию? Пламенными статьями в местной малотиражке? Женька огрызнулась на внутренний голос и решительно направилась вниз.

Серега при виде Женьки застеснялся и куда-то смылся, а Андрей улыбнулся ей, ухватил за руку и поцеловал в щеку.

— Выспалась, московская штучка?

— О, да! И готова к работе. Дай мне задание.

— Сейчас. Раздевайся — и в койку.

— Солдатский юмор, Долгачев. Я серьезно. Чем я реально могу тебе помочь?

Андрей озадаченно посмотрел на раскрасневшуюся и сердитую девушку.

— Да я даже и не знаю… Не ожидал как-то тимуровских порывов. А, я понял! Для статьи тебе нужно побыть в шкуре респондента, да? Узнать профессию изнутри, так сказать.

— Язви, язви.

— Да нет, отчего же. Уважаю. Что ж, поедем со мной. Сегодня у меня объезд дальних хуторов. Где-то может понадобиться и твоя помощь.

— Сейчас, только переоденусь…

Он вдруг быстро притянул ее к себе и опять поцеловал, теперь в губы. Женька вспыхнула и вывернулась из крепких рук.

— Отстань!

— Больше не буду. Только духовное общение.

Они не доехали даже до первого хутора, когда Андрею позвонили на мобильник. Он выслушал молча, хмуря брови, а потом резко развернул «хаммер» в обратную сторону. Женька испуганно спросила:

— Что-то случилось?

— Да. У Василь Степаныча Нюра никак не разродится.

— Жена, да?

— Корова.

Нюра лежала на боку и часто дышала. Огромные раздутые бока ходили ходуном. Из карих глаз коровы текли слезы.

Василий Степанович, местный участковый, на ходу торопливо пересказывал Андрею события сегодняшней ночи.

— Она, голубушка, мучилась с вечера. То ляжет, то встанет, то мычит, то стонет… Видать, большой телок, боком пошел. А уж утром она легла — и силы вон. Только плачет, сердешная. А мне, Сергеич, на дежурство, как на грех, надоть.

— Ты поезжай, Василь Степаныч, я все сделаю.

— Так ведь одному-то несподручно…

— У меня вон ассистентка завелась.

— Красивая! А с опытом?

— Ну! Что ты! А энтузиазма сколько!

Женька упрямо выпятила подбородок. Ничего, вот сейчас она как поможет ему, как справится со всем шутя — тогда он язвить перестанет!

— Я воды накипятил, в баке стоит. И тряпье чистое — там на полочке. Так я побегу?

— Давай, Степаныч, не волнуйся.

Пожилой, седой дядька в милицейской форме сдвинул фуражку со вспотевшего лба, а потом вдруг быстро опустился на колени возле коровьей морды и торопливо поцеловал плачущие глаза… У Женьки защипало в носу.

— Милая ты моя… Страдалица… Потерпи маненько, Нюрушка… Андрей Сергеич тебе поможет…

Андрей решительно выпроводил Василия Степановича на работу — и для Женьки начался первый в жизни урок акушерства.

Через два с половиной часа у Жени Семицветовой глаза слезились от запаха коровника, руки тряслись от усталости, а шея и грудь немилосердно чесались от аллергии. Одно хорошо — ядреный навозный дух не оставлял насморку ни малейшего шанса.

Нюрка вдруг забеспокоилась, странно и протяжно застонала, забилась на сене, и Андрей рявкнул на Женю, чтобы она не лезла под копыта и принесла лучше тряпки и воду, а сам как раз и полез под копыта, да еще и под хвост… Женька, борясь с накатившей дурнотой, с ужасом увидела, как рука Андрея, затянутая в тонкую резиновую перчатку, по самое плечо скрывается внутри коровы…

Потом Андрей напряг мускулы, уперся в подстилку ногами и стал тянуть и тащить, и поворачивать что-то живое, бьющееся, старающееся выбраться из Нюркиного живота, и Женька в ужасе схватилась за косяк двери, потому что корова вдруг застонала совершенно по-человечески, а потом раздался громкий чмокающий звук, Андрей отлетел назад, а на подстилке забилось странное чудище, все затянутое молочно-белой пленкой.

Женька взвыла от ужаса и зажмурилась, а когда открыла глаза — улыбающийся Андрей вытирал относительно чистым куском тряпки пот со лба, а Нюрка уже стояла на ногах и старательно вылизывала…

Теленок был черненький, с большой белой звездочкой на широком лбу, с белыми чулочками на голенастых и ужасно длинных ножках-палочках. Эти палочки его еще плохо слушались, норовя то и дело скреститься, а то и завязаться узлом. Нюрка осторожно и терпеливо вылизывала свое чадо, а теленок сосредоточенно боролся с земным притяжением.

Восхищенная Женька засмеялась от радости, а Андрей негромко сказал:

— За шесть лет я принял, наверное, под тысячу телят. И все-таки это зрелище никогда не надоедает. Жень, подай мне трубочку, а? Нажми последний вызов и к уху мне приложи, ага… спасибо… Василь Степаныч? Все отлично! У нас мальчик! Ну ясное дело… Нет, хороший… в папашу, черный… Нюра молодец… Да, встала сама. Не волнуйся, работай спокойно. Я корм задам и коровник запру, а завтра заеду посмотреть. Ага. Пока.

Женя Семицветова забрала у Андрея телефон и с восхищением посмотрела на своего любимого мужчину. Грязный, мокрый и счастливый, он сидел на соломе и улыбался, и для Жени сейчас в целом мире не было человека красивее и роднее, чем ветеринар из деревни Караул…

Они лежали рядом на кровати, и солнце заливало их обнаженные тела золотом.

Женька смотрела в потолок, бездумно следя за паучком, тянущим свою паутину из одного угла комнаты в другой. На припухших Женькиных губах играла слабая и счастливая улыбка.

Андрей тоже смотрел в потолок, но паучка не замечал. Он слушал свое сердце. Странно, несколько минут назад ему казалось, что оно должно взорваться у него в груди, выпрыгнуть, сгореть в нестерпимом пламени так сильно и часто оно билось, когда он любил свою зеленоглазую Женьку…

Когда они приехали, Серега нагрел им воды, и они мылись по очереди в смотровой, вернее, сначала вымылась Женька, а потом пошел отмываться Андрей. Он от души намылился, стал яростно мылить голову…

Это было нежнейшее из прикосновений. Словно бабочка скользнула по спине крылышками. Андрей окаменел.

Чьи-то тонкие руки скользнули по его плечам, спине, рукам. Опустились на талию, обняли. Потом к нему прижалось маленькое, горячее тело. Обнаженное тело. Тело женщины.

Мурлыкающий шепот щекотал его лопатки. Гладкая кожа жгла его тело. И самое главное: глаза-то он открыть не мог! Мыло, будь оно неладно!

Смеющийся голос Женьки раздался в гулкой тишине:

— Это страшная месть, Долгачев! Никому не позволяется врываться к девушкам, когда они моются в бане… Кроме тех, кого сами эти девушки выберут!

Он был настоящим мужчиной, Андрей Долгачев, он умел принимать стремительные решения и действовать по обстоятельствам. Водопад воды обрушился на них обоих, смывая проклятое мыло, и последние капли еще не достигли пола, когда он уже стремительно развернулся в кольце этих нежных рук и подхватил смеющуюся и мокрую Евгению Васильевну Семицветову. Еще через мгновение он целовал ее, бурно и яростно, больше не таясь ни от нее, ни от себя самого. Не было повода. Во-первых, она отвечала на его поцелуи с неменьшей страстью, а во-вторых, что же может скрыть совершенно голый мужчина от совершенно обнаженной женщины, если они стоят, обнявшись?