Кэтрин Уокер - Остановка в Венеции

Супруг мой весел и заботлив. После знакомства с его матушкой я, кажется, чувствую его душу острее, чем прежде. Он почитает традиции и устои, которые она в него вложила и которые пестует в нем, какими бы талантами ни наделил его Господь. Он истинный сын этих плодородных холмов и долин. Самой земли, как я понимаю.

7 февраля

Едва держу перо, так я отяжелела и разнежилась в этом словно чужом теле. Виола пичкает меня супами и поит чаем. Вскоре прежняя бодрость вернется, обещает она. Мы с Нико до вечера просиживаем у огня. Мне бы пошить или порисовать, но я задремываю, не успев взяться за работу. Приезжал Винченцо. В Венеции все тихо. Картина у Z вышла великолепная, населенная внушительными героическими персонажами. Жду не дождусь, когда смогу посмотреть.

17 февраля

Z вернулся. Я рыдала от счастья. Он привез колыбельку, собственноручно собранную и расписанную нежными ягнятами и цветами. Его матушка тоже хочет нас навестить. Буду ждать с радостью.

30 марта

Вчера приезжала в гости матушка Дзордзи. Виола расстаралась и приготовила отменный обед, который мы ели, робко приглядываясь друг к другу. Мое состояние вызывает у матушки некоторые опасения, и она осторожно высказала их. Я заверила ее, что, несмотря на сонливость, я вполне крепка телом. Ее зовут Грана. Мне показалось, что наш прием ее несколько стесняет, но она привезла прелестные вещицы, которые сшила для ребенка, вышитые распашонки, вязаные одеяльца из светлой мягкой пряжи. Ночевать она не осталась, однако на прощание назвала меня своей дочерью и сказала, что лучше Z на свете нет. Мы обнялись и посмотрели друг на друга долгим понимающим взглядом. Снаружи ее дожидался старый возница с телегой.

11 апреля

Ну и ужас мы пережили!

Спустя считаные дни после приезда Граны Виола ворвалась ко мне до рассвета и принялась будить в лихорадочной спешке. Ее саму поднял колотивший в дверь селянин — оказывается, Нукка уже в дороге и скоро прибудет сюда. Весть пропутешествовала из города в город по просьбе Виолы, заранее попросившей друзей и знакомых предупредить в случае опасности. Мы были на волоске.

Она одела меня во что под руку подвернулось, закутала в одеяло, и мы выскочили в промозглые утренние сумерки. Меня предстояло переправить в ее домик, отстоявший от поместья где-то на милю. Мы спешили, как могли, — с моей-то неповоротливостью и тихоходностью… Хотя какой-то отрезок, подгоняемые страхом, умудрились чуть ли не пробежать. Вернувшись днем, Виола поведала, что Нукка намерена остаться на месяц-другой, укрепить здоровье, пошатнувшееся в Венеции, где ее преследуют горестные мысли о Джемме. Такого поворота мы никак не ждали. Она привезла Тонио и Джано, Анджелу, наставника, служанок и множество сундуков. Видно, что план вынашивался долго и в большой тайне, иначе Винченцо насторожили бы открытые приготовления. Виола уверена, что Нукке известно о моем здесь присутствии и она разочарована, что не удалось застать меня врасплох. Она прошла с проверкой по всем покоям, но Виола ее опередила и, собрав с помощью остальных работников мои вещи, отнесла к себе в дом, успев до проверки. Тонзо прибыл снова, разгневанный донельзя, и, к моему величайшему облегчению, колыбельку тоже не забыли. Хотелось бы укрыть ее подальше от дурного глаза этой мегеры. В милом домике Виолы мне вполне уютно, и я начинаю потихоньку приходить в себя. Послала за Винченцо и Z.

14 апреля

Все кончено.

Вчера вечером мое тело пронзила острейшая боль. Виолы дома не было, но ее одиннадцатилетняя дочь заботливо клала мне холодные полотенца на лоб и ласково утешала. За Виолой послали, но муки мои к тому времени стали настолько невыносимыми, что я уже не сомневалась — умираю. Наконец появилась Виола и прошла со мной по всем кругам бесконечной пытки. А теперь все кончено, все. Муки той ночи — пустяк по сравнению с тем, что творится в моей душе сейчас, и тело мое истерзано куда сильнее, чем во время тяжкого испытания, его породившего. Я мыкаюсь в полубреду, вязну в черном горе.

Приехали Z и Винченцо. Z в бешенстве готов был прикончить Нукку и уже размахивал ножом, но Винченцо его остановил. Мы рыдали, пока не выплакали все слезы. Наша драгоценная дочь, так и не сделавшая ни единого вдоха, лежит в приготовленном для нее крошечном гробу. Завтра мы отвезем ее в Кастельфранко и возвратим Создателю.

7 июля

Я здесь, у Граны. Немного отошла, но понимаю, что не перестану оплакивать свое дитя. В Венецию ехать желания нет. Z пришлось туда вернуться — делает новый заказ, фрески на фасаде нового немецкого подворья. Этот заказ для него — большая честь, поэтому я не позволила ему отклонить ради меня такое лестное предложение, хотя он и намеревался. По правде говоря, мне легче страдать одной. Сельский покой действует умиротворяюще, и я не нахожу в себе сил с кем-то общаться, словно в прежние времена. Мне лучше одной, с Граной, которая ни о чем не спрашивает и заботится обо мне. Одной проще. Сейчас к нам каждый день приходят работники, добрые деревенские люди, они нас ничем не беспокоят. Z хочет слегка достроить домик по собственному проекту, чтобы нам было удобнее. Мы с Граной каждый день готовим для работников еду, делами я утешаюсь. Мысли о Нукке усердно гоню прочь.

18 октября

Времени, оказывается, прошло немало. Три дня назад приехали Z с Винченцо, привезли целую подводу мебели и украшений для дома. Пристройка доделана. Мы потратили немало времени, обставляя комнаты, и теперь они радуют глаз. Мы даже немного повеселели.

Z кажется уставшим, но видно, что его воодушевляет работа над фресками, которые, как я чувствую, получаются монументальными и киноварными. Вспоминаются прежние времена, когда он только начал увлекаться героическими фигурами и красным цветом. Как же давно это было, себя тогдашнюю я уже и не помню. Ему помогают Тициан и остальные, он наконец открыл собственную мастерскую. Он поглощен изображением этих величественных обнаженных фигур — мужчин и женщин в героических позах, и каждый из персонажей воплощает некий тайный символ.

Винченцо говорит, что по внушительности и объему их не отличишь от настоящих статуй, хотя это всего лишь рисунок на плоской стене. Дзордзи всегда хотел доказать, что живопись — самое могущественное из всех искусств, что ей подвластны возможности остальных видов. И кажется, сейчас ему удалось продемонстрировать неоспоримую истинность своего убеждения.

Теперь у нас собственная опочивальня, и мы можем, наконец, нежничать друг с другом. Он привез мне художественные принадлежности, хочет, чтобы я снова попробовала поработать. Винченцо тоже меня к тому склоняет. У меня нет большого желания. После «Персефоны» я ничего не делала, и теперь та картина почему-то кажется мне пророческой, словно это моя девочка застыла там в оцепенении перед манящим темным зевом и скоро ее у меня отнимут. Но моя дочь не вернется по весне. Я не богиня, чтобы позвать ее обратно.