Екатерина Риз - Тебе назло

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, сейчас уже нормально, — быстро кивнула я. Завтра утром меня тошнить будет, а сейчас нормально. Вот как я могу ему это сказать? Мало ему Стасика, а тут ещё такой сюрприз. Я на Завьялова посмотрела и, расчувствовавшись, подумала: бедный Генка! Аж слёзы на глазах выступили.

То ли Генка заметил мои слёзы, то ли просто насторожился, но кивнул осторожно, продолжая ко мне присматриваться.

— Ну, хорошо. А я в душ пойду. Я быстро.

Я кивнула, направилась на кухню, но Генка добавил:

— А потом поеду, — и я обернулась, удивлённая.

— Куда ты поедешь?

— У меня дела.

— Дела? Вечером?

— Вась! — нетерпеливо начал он. Из-за двери ванной выглянул, взглядом меня обжёг, а потом дверь захлопнул. А я осталась ни с чем, только мысли тревожные в голове.

— Я тебе машину вызову, — сказал Завьялов за ужином. — Поедешь в Яблоневку.

Я наблюдала за тем, с какой скоростью и жадностью он ест, и всё больше беспокоиться начинала.

— Тебе папка сказал, что мы с ним днём разговаривали?

— Сказал. Я по шее получил. Персональное тебе спасибо.

— За что получил?

— За всё в комплексе. За то, что такой понимающий оказывается, за то, что голову тебе вскружил, и за то, что язык за зубами держать не могу.

— Гена, вы что-то задумали?

Он посмотрел на меня, глаза голубые-голубые, невинные-невинные. Сразу понятно — врёт.

— Ты о чём?

— Ты мне врал всё это время. Что-то происходило, а ты мне не говорил ничего.

— Потому что не происходило ничего, что бы тебе нужно было знать.

— Ну конечно! — воскликнула я, не сдержавшись, из-за стола вскочила и по кухне забегала. — А сейчас ты куда-то летишь, ночью почти, а я должна спокойно поехать домой и спать лечь?

— Всё будет хорошо.

— Нет, не будет!

— Вот ты ещё накаркай!

Я замерла, пронзённая дурным предчувствием.

— Гена.

Он тоже из-за стола поднялся, рот салфеткой вытер и кинул её на стол, а я себя почему-то этой салфеткой почувствовала. Вот он сейчас уедет, а я останусь одна, брошенная, и он обо мне точно не вспомнит, пока совсем поздно не станет.

— Вась, ну что с тобой? — Генка меня легонько встряхнул, я никак не отреагировала, и тогда он меня обнял. — Всё, хватит. Я еду работать, вот и всё. Что ты себе придумала? — Завьялов губами к моему лбу прижался, а я отвернулась в другую сторону, потому что за машиной, которую Генка для меня вызвал, стоял водитель, молодой парень, и на нас смотрел. Вроде и старался отворачиваться, но ему было любопытно, и он косился, и даже не подумал сесть в машину. И я отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом.

— Знаю я твою работу, — пробормотала я. А потом голову подняла, в глаза Генке заглянула. — Ты позвонишь мне, как освободишься?

— Ты уже спать будешь.

— Не буду. И вообще, мне с тобой поговорить надо. Очень серьёзно поговорить.

— А что, у нас с тобой бывают несерьёзные разговоры? — Он пытался шутить, улыбнулся, а я на цыпочках приподнялась, губы для поцелуя подставила.

— Пообещай мне.

Генка губами к моим губам прижался, уже не обращая внимания на посторонних рядом.

— Что поговорим?

— Что позвонишь.

— Хорошо, обещаю.

— Точно?

— Я же пообещал!

После этого я руки разжала, отпуская его свитер, в который вцепилась мёртвой хваткой, как казалось ещё минуту назад.

— Будь осторожен.

Он заднюю дверь машины мне открыл, а когда я садилась, успел на ухо шепнуть:

— Я же не на войну еду.

— Типун тебе на язык.

Мне Завьялов улыбнулся, а вот на водителя посмотрел весьма красноречиво:

— Ты не закурился, нет? Поезжайте.

Приехав в Яблоневку, я поняла, что сбываются мои самые худшие ожидания. Папки дома не было, он так и не приезжал, а Ника мне сообщила, что он, скорее всего, вернётся поздно или вообще останется ночевать в городе. Пока она говорила, я только глаза на неё таращила, но так и не набралась смелости сказать ей, что они этой ночью что-то серьёзное затевают. Я понятия не имела, что именно, и как вообще они решают свои проблемы, но сердцем чувствовала неладное. Но Нике решила ничего не говорить. Зачем её волновать? Может, всё ещё обойдётся? А то она тоже этой ночью не уснёт, а папка меня завтра отругает. Уж скорее бы утро, и пусть папка отругает, и Генка тоже, лишь бы эта ночь быстрее прошла.

Звонка от Завьялова я так и не дождалась. Уснула уже во втором часу ночи, а когда глаза открыла, поняла, что за окном светло. И не просто светло, а солнце уже высоко. Посмотрела на часы, с кровати вскочила и лишь на секунду притормозила, почувствовав, как желудок неприятно сжался, но мне было не до этого. Схватив халат, я выбежала из спальни, на ходу пытаясь засунуть руки в рукава. По лестнице вниз сбежала, поймала Ваньку и спросила:

— Папка дома?

— Он спит, мама сказала, его не будить!

Будить его я и не собиралась, мне важно было знать, что он дома и спит. Свернув в коридор, я к комнате Завьялова побежала. Распахнула дверь, и вот тут почувствовала настоящее облегчение, увидев Генку на кровати в обнимку с подушкой. Он спал на животе, одеяло сползло почти до пола, а он щекой к подушке прижимался и спокойно спал. Я ещё постояла, поразглядывала его, чувствуя, как сердце успокаивается и уже не барабанит с той скоростью, что ещё несколько минут назад, потом дверь закрыла, и на кровать рядом с Генкой прилегла. Обняла его, крепко-крепко, и он от этого проснулся. Сначала заворочался, спросонья не понимая, что происходит, а потом со стоном выдохнул, но меня в ответ обнял. Правда, пожаловался:

— Вась, я приехал в пять. Что ты делаешь, а?

Я в заросшую за ночь щёку его поцеловала и, улыбаясь, сказала:

— Ты негодяй, ты не позвонил.

Он глаза открыл и сонно заморгал. Попытался взгляд на моём лице сфокусировать.

— Я к тебе заходил, ты спала.

— Заходил? — У меня от счастья даже голова закружилась. Или это не от счастья?

Его руки поблуждали по моему телу, Генка удовлетворённо вздохнул, но потом легко шлёпнул меня по ягодицам.

— Уходи из моей комнаты, а то твоей отец меня застрелит в постели.

Я в губы ему улыбнулась.

— Он спит.

— Да? Зря ты так думаешь. Он никогда не спит. — Не смотря на это, Генка меня поцеловал, сверху навалился, а я вдруг поняла, что мне нехорошо. От губ его увернулась, задышала глубоко, пытаясь с приступом тошноты справиться, уставилась в потолок, а губы Завьялова в это время к моей груди подбирались. Он, кажется, окончательно проснулся, а я уже этому не рада была. И пока раздумывала, как бы половчее из-под него выбраться, а ещё внимание его отвлечь от моего бегства, дверь, после короткого стука открылась, весьма решительно, надо сказать, и появилась Света. Начала так бодро, видно готовилась этому:

— Гена, мне нужно с тобой поговорить… — Увидела нас в постели и застыла. Я видела, как она побледнела в один момент, нервно сглотнула, но затем гордо вздёрнула подбородок. И уходить не собиралась, как я поняла.