Елена Колина - Про меня

Самое хорошее – чеховская героиня с ее внешностью – хм-м, забавно… Но если берешь небанальный типаж, это должна быть АКТРИСА. В труппе есть звездочки, есть просто приличные актрисы, а она, конечно… жаль.

Во втором акте Катька играла потрясающе! Она играла как на репетиции!

…Я тогда не знала, какая Катька молодец, а теперь я знаю. Перед вторым актом, перед тем, как ей выходить на сцену, подошла Ленка:

– Наш критик сказал, спектакль замечательный, но Маша – ужас, кошмар, чудовищно!.. Но ведь все так и думали, что, кроме груди, тебе нечего показать…

Ленка прекрасно знает – если Катьку похвалят, ее несет, она играет, а малейшее дуновение, и все, ее нет. И сказала такое… – «кошмар, чудовищно». Гадина!

Но Катька решила, что на этот раз она не позволит собой играть, не поддастся ни за что, и собралась. Она смогла, правда!

В антракте я встала рядом с двумя театральными критиками, сделала вид, что задумалась, и подслушала диалог.

– Маша однозначно прекрасная. Кто это? Странно, что я ее не знаю, она актриса редкой индивидуальности.

– Маша лучше самого спектакля. Пронзительная, современная, понятная всем в зале…

В третьем акте Катька не играла. Просто читала свой текст и ничего не делала. А на последнюю картину она вышла и как будто споткнулась – не могла говорить. На поклоны она не вышла. Сидящая впереди меня пара – не знаю, кто это, – перешептывалась: «Где Маша, нехорошо, неловко».

И в гримерке ее не было, и нигде в театре я ее не нашла.

Я обежала театр несколько раз, пока меня в центральном фойе не поймал Санечка, как маленького ребенка, в расставленные руки. Он был, конечно, с Эллой. Они пили шампанское с критиками и режиссером. Режиссер еще больше обычного был похож на робкого мальчика из десятого класса, стоял как-то боком, как будто он еще не взрослый, как будто ему разрешили выпить шампанского на взрослом празднике.

Санечка сказал, что спектакль ему в целом понравился. Не считая кое-чего, о чем сейчас говорить не стоит. Кое-что – это Катькин провал в третьем акте? Критики наперебой говорили, что спектакль замечательный, спорный, потрясающий, новаторский, будет иметь большой успех. Элла ревниво сказала, что это, прежде всего, успех главного режиссера.

– Он же вас пригласил ставить? – повернулась Элла к режиссеру. – Значит, это его успех. А как вы могли так ошибиться с ролью Маши? Это вы от неопытности, от молодости?.. Это же просто непрофессионально! Она вас подвела, провалила роль!

Режиссер, кажется, не понял, кто непрофессионален, он или Катька, но испуганно кивнул.

Санечка улыбнулся и подмигнул режиссеру, а критики сделали вид, что ничего не заметили. Нетактичная швабра. С маленькой буквы.

– Я всегда говорил, что в своем театре обойдусь без демонстрации режиссерского «я». Я считаю, что у зрителя есть свое «я» и зритель не глупее режиссера, – мягко улыбаясь, сказал Санечка молодому режиссеру, – но сегодня ваше режиссерское «я» было мне как зрителю интересно. Так что поздравляю вас с успехом, а себя с тем, что вы приняли мое приглашение.

И все облегченно заулыбались. И Элла, которая, как всегда, ничего не поняла, широко улыбалась зубастой улыбкой, как будто поняла.

…И у нас дома Катьки не было, и на звонки она не отвечала. Наверное, она тихо вышла из театра, села в такси, ехала и плакала, что испортила все.

Вика сказала – не надо за ней мчаться. Сказала: погорше поплачет, полегче заснет. А завтра придет домой, то есть к нам.

Правильно Вика говорит – погорше поплачешь, полегче заснешь. Я заснула, едва войдя домой, провалилась в сон, чуть ли не стоя в прихожей, и проспала до следующего вечера.

Санечка приказом снял Катьку с роли. Без объяснений.

Объяснения были у Катьки, но что в них толку?

– Почему ты провалила третий акт, ведь все шло так хорошо?! Почему ты вообще не играла в третьем акте?

– Меня попросили, – сказала Катька.

Что?!

Перед третьим актом к ней подошел озабоченный режиссер и сказал:

– Катя, мне сказали, что вас сейчас кто-то обидел. Вы не можете играть, если вокруг чужая злая вибрация. Потом со всем этим разберемся. Не нужно играть, просто проговаривайте текст и больше ничего не делайте. Я вас прошу – чтобы не испортить спектакль.

– Я подумала, что я УЖЕ играла плохо. Что я УЖЕ провалила роль, испортила спектакль, – объяснила Катька. – Он сказал, не играть, я и не играла. А на поклоны не вышла, потому что – уже все равно.

Катька была, как будто ей вообще все – уже все равно, как человек, которого долго били по щекам, плюх-плюх, голова мотается в разные стороны, он уже ничего не чувствует, ни унижения, ни отчаяния, не чувствует даже, жив он или не жив.

– Ленка ходила к Санечке, сказала: «Я сыграю, у меня все репетиции записаны». Она уже репетирует.

…Я спросила Санечку:

– А как же Катька?! Катька играет прекрасно!

– А что Катька? – переспросил Санечка. – Катька МОЖЕТ сыграть прекрасно. А может провалить премьеру. Она неровно играла. Она ненадежна, эмоционально неустойчива. Не имела права так расклеиться в третьем акте, не выйти на поклоны. Я не могу рисковать спектаклем.

– А как же режиссер?

– Согласился со мной. Спектакль ждет успех, премии, а она может провалить премьеру.

– А как же справедливость? Разве ты не хочешь ее наказать?

– Кого наказать? Ленку? Ее Бог накажет, при чем здесь я? Маруся, кто здесь главный режиссер, ты или я? – смешливо сказал Санечка.

По-моему, он доволен, что Катька ненадежна, эмоционально неустойчива и опять принадлежит ему целиком, а ему не надо.

Санечка хочет, чтобы Катька больше не восхищалась режиссером, режиссер хочет, чтобы спектакль получил премию, и уступает ему Катьку, Ленка хочет роль. Какая простая интрига. И все интересы совпали. Все очень сильно чего-нибудь хотят, а Катька опять жертва чужих хотений.

Что бы я делала, если бы со мной так поступили?..

Пусть только попробуют! Я буду царапаться, злиться, обижаться, обвинять, бороться, мстить! Или хотя бы презирать!

А Катька? Может быть, у нее нет гордости, самолюбия? Может быть, она не знает, что такое самолюбие, может быть, обманутые надежды ей нипочем? Может быть, ей – подумаешь, Санечка выгнал ее из спектакля, которым она жила, подумаешь, аборт оказался напрасной жертвой!

…У нее ЕСТЬ самолюбие.

Для нее очень важно не показать свое отчаяние. Ее отчаяние не агрессивное, не громкое, а так, одна случайно брошенная фраза.

– Я чувствую себя так, как будто любой человек может подойти ко мне и ударить, просто пнуть меня ногой, – сказала Катька и тут же спохватилась: – Это шутка, шутка, я пошутила!

У нее и правда глаза, как будто она ЗНАЕТ, что ее ударят.

– В театре все говорят – какая жестокость! Ленка говорит: «Он предатель, если ты простишь, ты просто тряпка!» – сказала Катька.