Елена Колина - Про меня

Я бросилась звонить Катьке – телефон не отвечает. Помчалась к Вике:

– Ты знаешь?! Что ты об этом думаешь, что?! А как же Элла? Ты поэтому разрешала ей у нас ночевать? Ты знала? Что все равно все так закончится?..

Вика ничуть не удивлена и далее, кажется, не считает это ВЕЛИКОЙ НОВОСТЬЮ. Пожала плечами и ответила на все вопросы сразу:

– Я же говорила, Элла – это ерунда. Откуда я знала? Жизненный опыт.

Мой жизненный опыт тоже большой, но я все равно не понимаю – почему Санечка был с Эллой? Еще вчера и позавчера, до последней минуты был с Эллой? Загадка.

– Загадка, – согласилась Вика, – но я знаю отгадку. Этот человек до последней минуты хотел жить по-своему.

…Но все же странно – почему мне не сказали?

Катька переехала к нам.

Катька переехала к нам! С чемоданом!.. С зайцем!

Утром Санечка привез ее с чемоданом и ушел в театр. Катька вошла, напевая: «С чемоданом да с клетчатым узлом я примчался вприпрыжку на вокзал…»

С чемоданом, плюшевым зайцем, томиком Новеллы Матвеевой, двумя любимыми кастрюлями, букетом белых тюльпанов, красивыми вазочками и коллекцией фарфоровых фигурок, которые собирал Катькин отец.

И даже с шубой, хотя сейчас весна! С шубой – значит, навсегда!

Какая у нас началась новая старая жизнь!

Сначала мы долю обустраивали кухню на Катькин вкус. Переставляли кастрюли, меняли местами чайник и тостер, искали хорошее место для пароварки. Катька и без того прекрасно знает все наши кастрюли, но все равно – все поменяли местами. Потом все опять переставили обратно.

Мы бегали от Вики к нам и от нас к Вике, роняли вещи, и Вика с Катькой все время ругались – Вика хотела расставить Катькины статуэтки на кухне, чтобы все ими любовались, а Катька хотела поставить на кухне свои любимые кастрюли, чтобы самой ими любоваться, а фарфоровые статуэтки в спальне. Вика любит, чтобы было «культурно», Катька любит, чтобы было удобно.

Мы таскали статуэтки и кастрюли из спальни в кухню и смеялись, пока Вика не начала икать от смеха, а у Катьки не полились слезы. Когда Катька и Вика вдвоем, не понятно, где кончается Катька, а где начинается Вика. Начинают смеяться и не могут остановиться, как дети. И я с ними смеюсь.

С нами часто такое бывает по утрам… и по вечерам тоже. По утрам и вечерам бывает, что нас просто кружит смех.

…Вечером Вика ушла на двойное свидание с критиком и профессором, а мы с Катькой пели песни по старому песеннику, все подряд. «Ой, цветет калина», «Вот кто-то с горочки спустился». Санечка пришел домой, когда мы пели «Осенний сон».

«С берез не слышен, невесом слетает желтый лист…» – выводили мы.

– Эй, вы, вы так громко воете, что слышно в тамбуре! – закричал из прихожей Санечка и вдруг сам запел: «Старинный вальс "Осенний сон" играет гармонист…»

Санечка быстро-быстро пробежал по коридору, уселся рядом с нами за стол, выхватил песенник у Катьки.

«Вздыхают, жалуясь, басы, и словно в забытьи, сидят и слушают бойцы – товарищи мои», – уже втроем пели мы.

Мы пели два часа. Потом Катька жарила картошку, мы ели картошку.

Потом пили чай. Катька любит простые вещи, мелочи жизни – жарить картошку, пароварку, сериалы. У нас семья. Мы мгновенно превратились в нормальную семью, где распаковывают продукты, что-то готовят, потом все вместе едят, смотрят телевизор, подтрунивают друг над другом.

Может быть, семью создает пристальное внимание к мелочам жизни?

Наверное, да.

Из театра все звонят, поздравляют Катьку. А Ленка с Женькой поздравили одинаково, будто у них на двоих был один текст. Сначала сказали: «Главный всем сказал, что женился. …Это правда, что он НА ТЕБЕ женился? Что, и свадьба будет?..»

А потом: «Ну поздравляю, наконец-то и на твоей улице счастье». Катька пересказала Санечке, он засмеялся и поцеловал ее в нос.

По утрам я ненавижу лицей, ненавижу будильник и всех, кто попадется мне под руку, – в этом мы с Санечкой похожи. Санечка по утрам мрачен и молчалив.

А Катька сразу же, как проснется, – веселая птичка. Санечка как-то давно сказал, что по утрам хорошее настроение только у клинических идиотов.

– Привет, – сказала Катька и повернулась ко мне с застывшей благожелательной улыбкой и остекленевшим взглядом. Это она показывает мне «утренний оскал идиота».

Я потянула ее на диван, уселась к ней на колени и решила еще немного доспать.

– Можно мне не идти в лицей? – пробормотала я, уткнувшись ей в шею. Я люблю спрашивать у Катьки «можно мне?..», как будто она может мне запретить. Катька тоже любит спрашивать у меня «можно мне?..», как будто я могу ей запретить. Это такая игра.

– Почему у меня никого нет? – спросила я. – Все никого нет и нет?.. Я же вроде бы не злая, не глупая? Тогда почему? Может быть, я неприятная, не обаятельная?

– У тебя есть Атлант, а когда тебе понравится кто-нибудь живой, он сразу в тебя влюбится, потому что ты лучший хрячок на свете, тебе можно не идти в лицей, – скороговоркой пообещала Катька, сделав важное родительское лицо, и добавила: – А как ты думаешь, Санечка меня любит?

Я бы с радостью подробно обсудила с Катькой ее отношения с Санечкой, но по утрам я злюсь и плохо соображаю, и только Катькин утренний оскал идиота примиряет меня с жизнью и с первой парой в лицее. И еще – посидеть у нее на ручках.

Катька иногда говорит: «Посиди у меня на ручках». Это выглядит смешно – Катька-одуванчик и я, высокая, длинноногая, как жираф-переросток. Жираф-переросток взгромоздился на ручки к одуванчику!..

Но ведь так бывает, что мама маленькая, а ребенок крупный! Я черноволосая, смуглая, а Катька светлая, с золотыми волосами, но ведь так бывает, что ребенок и мама совершенно не похожи.

В нашей семье все, как в классической пьесе – Санечка герой-любовник, Катька инженю, а все остальные роли исполняет Вика: благородный отец, гранд-дам – немолодая знатная женщина, гранд-кокет – красивая и задорная молодая женщина и характерная старуха. За «характерную старуху» Вика бы меня убила!.. Хорошо, что она еще не умеет читать мои мысли на расстоянии.

А теперь в нашей пьесе счастливый конец – как и положено, герой-любовник женился на инженю.

Санечка непедагогично женился для меня!

В этой семье есть один по-настоящему взрослый человек, который все про всех знает и все за всех решает, – я. Я – кукловод, который дергал всех за веревочки. Наше счастье, мое, Катьки, Санечки, Вики, – это все я!

МАРУСЯ – РЕЖИССЕР ЖИЗНИ, ЗНАТОК ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДУШ!

Через три дня.

Вика сидит на подоконнике. Мы с Санечкой стоим рядом. Мы здесь на подоконнике уже три часа. Подоконник белый, только что покрашенный, мы все время забываем и прислоняемся.

У Санечки белый след на джинсах, у меня тоже, а Вика сказала – наплевать и села, у нее болит колено.