Энн Оливер - Воспоминания любовницы миллионера

— Она упомянула о твоей работе. И о том, что ты живешь с мужчиной. — Во взгляде матери промелькнуло едва заметное неодобрение. — В очень дорогой квартире.

«Конечно, против этого у вас возражений не будет, — мысленно вознегодовала Диди. — Богачу и влиятельному человеку вроде Камерона Блэка в этом доме всегда рады».

Вот только Диди не позволит ему появиться здесь.

— Нам хочется послушать тебя. — Мать погладила Диди по голове.

От простого жеста, полного любви, Диди едва не расчувствовалась:

— Я не думала, что вам интересно…

Миссис О’Фланаган улыбнулась:

— Конечно, интересно. А ты выбросила нас из своей жизни, Диди.

— Нет. — Она покачала головой; женщины обнялись. — Извини, что спорила с вами. Мне нужно было обрести себя.

— Поговорим об этом позже, вместе с отцом. А сейчас меня больше беспокоит, почему ты все-таки приехала домой. — Мать внимательно посмотрела на Диди. — Это из-за него? Из-за мужчины, давшего тебе шанс, которого ты ждала?

— Ох, мам, я совершила ошибку. — Диди выхватила несколько носовых платков из коробки на прикроватном столике. — На этот раз я уверена, что моя жизнь кончена.

— Что за чепуха?! Ты только начинаешь жить. Ты наконец достигла того, к чему стремилась. Сколько, ты сказала, он заплатил тебе?

Диди улыбнулась сквозь слезы:

— Я ничего тебе не говорила. Но этого достаточно, чтобы прожить несколько месяцев, работая над другими картинами. Я получила заказы…

— Чудесно!

Диди удивилась. Неужели мать поддерживает ее?

— Прими душ, оденься и спускайся на кухню, — распорядилась миссис О’Фланаган. — Мы позавтракаем. Розита готовит быстро.

— Розита по-прежнему работает у вас? — спросила Диди, вытирая нос.

— Работает. Она приготовит твой любимый омлет.

— Не могу поверить, что вы одобряете мое творчество, — заявила Диди, уплетая пышный омлет. — Вы никогда им не интересовались.

— Ты несправедлива, Диди. — Ее мать разрезала тост на аккуратные маленькие квадратики. — Мы беспокоились, что ты не найдешь своего места в жизни и опустишься.

— Вы говорили, что искусство — это всего лишь милое увлечение, а мне нужно найти настоящее дело.

Отец посмотрел дочери в глаза:

— Мы волновались, что ты не добьешься того, чего хочешь. Нам хотелось, чтобы у тебя была работа, приносящая доход. Немногие художники живут безбедно. Насколько я помню, ты отказалась это обсуждать, — продолжал ее отец. — Когда я упомянул об университете, ты расценила это так, словно я предложил тебе пожизненное заключение.

— Пап, мне неинтересны академические науки. Я хотела творить.

— Да, мы знаем. — Какое-то время за столом царило молчание. — Поэтому мы позволили тебе поступать, как ты считаешь нужным, и ждали твоего возвращения домой. Ты всегда была упрямой девчонкой, — с легким сожалением произнес он. — Этот дом твой. Он всегда им был и будет до тех пор, пока ты этого хочешь. Надеюсь, теперь ты это понимаешь.

На Диди нахлынули эмоции: чувство вины, сожаление, любовь.

— Понимаю, пап. Я разочаровала вас. Простите, что я не похожа на Веронику.

— Никаких разочарований мы не испытывали, поверь, Диди. — Он покачал головой. — Ты никогда не шла на компромисс, верно?

— Думаю, что теперь я этому научилась, пап.

Он поднял кустистую бровь:

— Ну, рад это слышать.

Диди заметила, что отец намеревается сказать еще кое-что. Положив столовые приборы на тарелку, он облокотился о стол:

— А теперь давай поговорим о том человеке. Его зовут Камерон Блэк?

Старинный, унаследованный от предков особняк Джеймса О’Фланагана не произвел на Камерона особого впечатления. У него имелись средства, чтобы выстроить жилище и получше, причем каждый цент он заработал своими потом, кровью и слезами. И не важно, что он вышел из низов общества.

Последнюю неделю Камерон провел в одиночестве, занимаясь переоценкой ценностей. Он хотел видеть рядом с собой людей, которые судят о других по их словам и поступкам, а не происхождению.

Одним из таких людей была Диди.

Он мечтал быть вместе с этой яркой, умной, заботливой и красивой женщиной.

Но прежде всего следует убедить ее отца в серьезности намерений Кама. Поправив пиджак, он позвонил в домофон:

— Меня зовут Камерон Блэк. Я приехал к мистеру О’Фланагану.

Барабаня пальцами по воротам, он стал ждать.

Наконец ворота открылись. Камерон прошел по дорожке, обрамленной аккуратно подстриженным кустарником, зная, что в одно из огромных окон дома следят за каждым его движением.

Женщина средних лет проводила Камерона в гостиную. Он не присел, как было предложено, а стал внимательно рассматривать в окно статую Венеры на лужайке. Вдали поблескивал залив.

— Мистер Блэк, доброе утро.

Повернувшись, Кам увидел мужчину с резкими чертами лица. Джеймс О’Фланаган был одного роста с Камероном. Для человека его положения он выглядел чрезвычайно странно, будучи одетым в выцветший тренировочный костюм.

Холодные проницательные глаза изучали Камерона.

— Зовите меня по имени. — Камерон шагнул вперед и протянул руку, чувствуя себя так, словно идет на казнь. — Доброе утро.

Джеймс быстро и решительно пожал его руку.

— Если вы рассчитывали увидеть Диди, то она уехала с матерью за покупками.

— Я хотел поговорить с вами. Прошу прощения, что не предупредил о своем визите. Честно говоря, я не был уверен, что вы меня примете.

Джеймс указал Камерону на стул с парчовым сиденьем и жесткой спинкой, а сам расположился в обитом шелком кресле.

— Почему вы так думали?

Кам присел, проведя вспотевшими ладонями по брюкам.

— Полагаю, Диди упоминала обо мне.

— О вас упоминали обе мои дочери. Я не получил ответа на свой вопрос. Почему вы думали, что я не захочу принять человека, который тесно общался с моей дочерью последние несколько недель?

— Мы с Диди расстались… при непростых обстоятельствах.

Впервые за все время уголки губ Джеймса насмешливо приподнялись.

— Верю. У Диди всегда был трудный характер. — Он посерьезнел. — Кстати, что вы имеете в виду под расставанием — личные или деловые отношения? Ведь вы намерены постоянно выставлять ее работы в галерее.

— Это правда. Я всегда буду поддерживать Диди во всем.

— Итак, отношения личные. — Откинувшись на спинку кресла, Джеймс скрестил руки на груди. Жест вроде бы непринужденный, но он не сводил с Камерона проницательного взгляда. — Что Диди рассказала о нашей семье?

— Честно говоря, немногое. Ну, например, она говорила, что никогда не вписывалась в семью.

Джеймс кивнул, словно это было ему известно:

— Диди не была похожа на обычного ребенка. Она рассказывала вам, что в пять лет разрезала дорогие шелковые портьеры матери, чтобы сшить из них платья себе и кукле?