Сандра Мэй - Пробежать под радугой

Алан с восторгом и недоверием следил за творящимся на его глазах чудом. Ангел-хранитель не подвел его. Дети расцветали на глазах, все чаще звучал в стенах Кинлох-Ранноха детский смех, и Кэрри уже совершенно спокойно называла его папой, а по вечерам, когда Билли и Франческа писали диктанты, играла у него в библиотеке на полу, возле камина.

Отношения с Франческой у Алана оставались ровными и… никакими. Они словно замерли на некой точке кипения, не развиваясь ни вперед, ни назад. Иногда он ловил взгляд девушки, устремленный на него, и тогда в душе вновь разливалось уже знакомое тепло. Ему очень хотелось побыть с ней наедине, побродить по замку, по долине вокруг, поговорить, как раньше, но Алан понимал, что сейчас делать этого нельзя, сейчас главное — дети и контакт с ними.

Он пытался поговорить с Мэри, но девочка замыкалась в себе и не отвечала. Только смотрела этим своим тяжелым, напряженным взглядом, и тогда Алану становилось страшно.

Мир и покой воцарились в старом замке. Лето летело к концу, ночи стали холодными и длинными, а небо над Грампианскими горами стало ниже и тяжелее.

В одну из таких длинных, прохладных ночей случилась беда.

Франческа спала и видела во сне Ферди, сторожевого пса-волкодава, который почему-то схватил ее за руку и тянул куда-то в сторону. Она все пыталась освободиться, в то же время побаиваясь громадных зубов, и тогда Ферди отпустил ее руку и произнес совершенно человеческим голосом: “Мисс Мэллори, пожалуйста, проснитесь!”.

Это было так отчетливо и так неожиданно, что она тут же проснулась и села в кровати. Перед нею в темноте смутно белел чей-то силуэт, и Франческа спросонья предположила, что это одно из замковых привидений, но тут призрак приблизился и оказался Мэри, растрепанной и изрядно перепуганной.

— Мисс Мэллори, пожалуйста… Папа… он не встает.

— Что? Где он?

— Он в библиотеке. Я зашла перед сном… мы немного повздорили, а потом он сильно побледнел.

Франческа уже носилась по комнате в поисках халата и тапочек, не нашла их, напялила поверх ночнушки футболку и босиком кинулась к двери. Мэри бежала за ней, всхлипывая и тихо рассказывая о случившемся.

Мака в замке не было, Лорна прилегла с Кэрри, потому что той приснился плохой сон, Билли спал как убитый, и девочка решилась разбудить Франческу. Ей было слишком страшно, чтобы вспоминать о неприязни.

Алан Пейн лежал навзничь возле своего рабочего стола. Когда Франческа и Мэри вдвоем перевернули его на спину и попытались усадить, он открыл глаза, бездонные и темные от ужаса, и прошептал:

— Тьма… опять темно… только не это, Дженна… Я не смогу вернуться еще раз…

После этого он вновь потерял сознание, а Мэри заплакала. Франческа погнала ее в кухню за горячим чаем, а сама подтащила Алана к камину, села рядом, неловко подогнув ноги, устроила его голову у себя на груди и стала убаюкивать, приговаривая сотню бессмысленных и ласковых слов, поглаживая висок теплыми пальцами, завораживая и вытягивая Алана из пропасти безумия, в которую он сам себя загонял.

Мэри принесла чай, теплый плед и на цыпочках вышла из библиотеки. Франческа измученно улыбнулась ей на прощание, и девочка ответила робкой, неуверенной и кривой улыбкой.

Наступила тишина. Тело Алана расслабилось, руки, судорожно вцепившиеся в плечо Франчески, потеплели. А потом она услышала его слабый, но абсолютно нормальный голос:

— Ты опять спасла меня, ангел.

И тогда она наклонилась и поцеловала его в губы, сама, смело и решительно, не желая больше прятать свои истинные чувства и желания. Секундой позже он обнял ее, привлек к себе, и они покатились по пушистой волчьей шкуре к самому огню, целуясь и лаская друг друга.

Они оба испытывали огромное облегчение, словно люди, которым больше не нужно скрываться и прятаться, словно путешественники по пустыне, чудом нашедшие воду, словно души, блуждавшие тысячу лет по Вселенной в поисках друг друга.

Обнаженное тело девушки отливало янтарем и жемчугом, золотом горели спутанные кольца волос, и поцелуи алых, как вишни, губ горели у него на груди. Он ласкал ее осторожно и жадно, смело и нежно, чувствуя себя скульптором и захватчиком, смелым воином и робким юношей.

Они сплетались воедино — и отстранялись, чтобы насмотреться, насытиться друг другом, соскучиться на расстоянии и вновь кинуться в объятия друг другу.

Поленья трещали в камине, и тихо смеялась женщина на волчьей шкуре, и гладила нежными пальцами лицо склонившегося над ней мужчины. А потом был вихрь, буря, радужный водоворот, в котором оба утонули, завертелись, сплелись, сплавились в единый отблеск пламени, стали общим стоном, общим вздохом, общим телом, единой кровью, самим этим водоворотом, звездами и тьмой, светом и солнцем, началом всех начал и счастливым концом всех сказок на свете.

И тьма, вынесшая их в конце концов на песок невидимого Мирового океана, убаюкавшая и успокоившая их тьма больше не была страшной и душной мглой, на дне которой таятся чудовища. Это была теплая шелковистая тьма первого дня мироздания, когда все еще впереди, и миром правит только любовь.

Вся их жизнь переменилась. Все вокруг переменились. Мэри встречала Франческу робкой и неуверенной улыбкой, а через два дня сама пришла в комнату для занятий. Кэрри отнеслась к этому философски, а Билли радовался и скакал, как молодой козлик.

Потом и Алан начал все чаще присоединяться к ним — сначала во время занятий, а потом и на прогулках. Первое время ему все еще было трудно уходить далеко от замка, но силы возвращались к нему с каждым днем, и вскоре настал тот миг, когда счастливая Мэри, похорошевшая и разрумянившаяся, вывела из конюшни вороного коня, на котором сидел изящный всадник.

Мэри вскочила на вороную кобылку, Билли свесился с седла своей гнедой и подхватил весело верещавшую Кэролайн — и вот три всадника уже гарцуют по широкой лужайке перед замком, вот переходят на рысь и несутся вскачь к холмам.

Франческа смотрела им вслед с высокого крыльца и улыбалась сквозь слезы. За спиной почудился шорох — это неслышно подошла Лорна Уоллес.

— Тебе письмо, девочка. А ты неплохо поработала, как я погляжу. Только не теряй голову. Большая любовь у него уже была, а маленького увлечения ты не заслуживаешь.

Франческа вскинула голову и нахально посмотрела на Лорну.

— А кто сказал, что я — маленькое увлечение?

Лорна не приняла подачу. Голос ее был грустен.

— Вы из разных миров, ирландка. Ты — солнце, он — луна. Ты — огонь, вихрь, пляска вокруг костра, он — тихое озеро, плеск воды, душная ночь перед грозой. Он опалит свое сердце, ты утонешь из-за него в слезах. Не привыкай к этому месту. Вдруг оно не для тебя?

Франческе стало тоскливо и неуютно. Если бы Лори говорила это с вызовом, с желанием обидеть, она бы не сдалась, но в голосе Лорны Уоллес звучала неподдельная тоска, голос был непривычно слаб и тих.