Сюзанна Макмин - Таинственный незнакомец

Он представил себе, как Джози выбирает для него нижнее белье, и это отнюдь не помогло ему выбросить из головы мысли о ней.

Под трусами он обнаружил предметы одежды всех цветов радуги. На фотографии, помешенной на первой странице майамской газеты, он был в костюме и при галстуке.

Джози купила ему несколько ярких гавайских рубашек и джинсовые шорты. На самом дне пакета он отыскал пару кожаных сандалий в стиле хиппи. Не нужно было ждать возвращения памяти, чтобы понять, что в шкафу Джона Гарримана в Нью-Йорке не найдется ни одной вещи, соответствующей им по стилю. Хотя память ему ничего не подсказывала, он знал это на уровне инстинкта.

Гавайские рубашки и сандалии противоречили стилю Джона Гарримана. Но выбор странным образом казался правильным. Это был стиль Гарри.

И он на какое-то время превратился в Гарри.

Он оделся, побрился и, надев очки с простыми стеклами, внимательно посмотрел на себя в зеркало.

— С днем рождения, Гарри, — мрачно сказал он.

Интересно, сколько пройдет времени, пока к нему вернется память и он снова станет Джоном Гарриманом? И что он почувствует, когда это произойдет?

Кстати, когда он возвратился в ту часть комнаты, которая была гостиной, он понял, что пребывание в образе Гарри имеет свои преимущества. Джози стояла к нему спиной, наклонившись к мини-холодильнику.

Он был вынужден напомнить себе, что не следует слишком привыкать к уютной жизни с Джози. У него была другая задача — вернуть свою память.

— Ух ты! — выдохнула она, повернувшись в его сторону с небольшим кувшином апельсинового сока в руке. — Надеюсь, все подошло по размеру? Я однажды несколько месяцев проработала в отделе мужской одежды в одном из магазинов Майами, так что довольно хорошо научилась определять размеры на глаз...

Гарри кивнул:

— Все подошло великолепно. Спасибо.

Она все выбрала удачно. Даже сандалии подошли по размеру.

Джози глаз не сводила со своего гостя.

— Вы выглядите совсем другим.

Он все еще выглядел как Джон Гарриман, но в то же время отличался от Джона Гарримана. Он был сейчас похож скорее на человека, напоминающего Джона Гарримана, а не на самого Джона Гарримана.

Изменение цвета волос завершит преобразование.

Подавив желание продолжать смотреть на него, она разлила только что сваренный кофе в две кружки. Нечего предаваться фантазиям, строго приказала она себе. Надетые на нем гавайская рубашка и сандалии не меняли того факта, что на самом деле это Джон Гарриман и что обитают они с ним в двух диаметрально противоположных мирах.

При обычных обстоятельствах они никогда бы не встретились, и когда все это закончится, они больше никогда не увидятся снова — напомнила она себе.

— Присаживайтесь, — коротко сказала она, указав жестом на кресло в так называемой гостиной.

Прихватив с собой газету, он опустился в кресло. Обивка на кресле была выгоревшая, деревянные ножки с зазубринками. Каюта на его яхте была, наверное, просторнее, чем вся эта квартирка.

Несмотря на это, он чувствовал себя здесь как дома. Он снял очки в проволочной оправе, засунул их в карман рубахи и принялся просматривать газетную передовую.

Она поставила кружки на кофейный столик перед ним, потом принесла на подносе пончики, сахар, молоко, сок и стаканы.

— Я редко что-нибудь готовлю, когда бываю дома, — извиняющимся тоном сказала она. — Мне не следовало бы есть пончики, но они упрощают приготовление завтрака. Я люблю готовить, когда это моя оплачиваемая работа — я постоянно помогаю в гриль-баре, — но когда я не на работе, я ленюсь готовить.

Гарри пожал плечами.

— Меня вполне устраивают пончики, — сказал он. — Уверен, что я люблю пончики. Правда, я этого не помню. А это странно, очень странно.

Он взял пончик и продолжил чтение статьи.

Налив себе стакан молока, Джози устроилась на кушетке напротив него и тоже взяла пончик. Окунув в молоко шоколадный пончик, она исподтишка разглядывала его благородное худощавое лицо.

Может быть, написанное в статье что-нибудь напомнило ему? Может быть, именно в этот момент к нему возвращается память?

Осознав, в каком направлении потекли ее мысли, она чуть не подавилась пончиком. Уж не спятила ли она?

Ведь она фактически боялась, что к нему вернется память. Ей хотелось, чтобы он оставался здесь целую неделю.

Кто-то теряет, кто-то находит.

Кусок пончика застрял у нее в горле. Нет, видно, она и впрямь спятила!

К людям это не относится. Особенно к таким, как Джон Гарриман. Он потому и считался завидным женихом, что его было невозможно «заарканить». Каждая старлетка, каждая модель и дебютантка от моря и до моря пыталась заманить в ловушку знаменитого холостяка.

И это было превосходно, потому что Джози все равно «завязала» с мужчинами. Зачем ей нужен мужчина? От них одна головная боль и куча неприятностей.

Нет, на этом она поставила крест.

Она проглотила последний кусочек пончика.

— Что вы думаете об этой статье? — спросила она минуту спустя, начиная нервничать.

Прежде всего она должна помочь ему восстановить память, и ей лучше не забывать об этом. Гарри сложил газету.

— Мне кажется, что я читаю о ком-то другом, о каком-то незнакомце, — сказал он, явно расстроившись.

Он узнал массу интересного о Джоне Гарримане, но ничто не разбудило в нем воспоминания. Оказывается, у него не было семьи. Его родители трагически погибли в автокатастрофе, когда ему было всего пять лет, и он вырос в приюте.

К двадцати трем годам он, окончив бизнес-школу и поработав в области бизнеса, основал небольшую компанию, которая впоследствии стала «Гарриман корпорейшн». Газеты называли его финансовым гением с талантами Мидаса в области капиталовложений, никому не известным человеком, который превратился во всемирно известного магната.

За десяток лет он нажил огромное состояние на слияниях и поглощениях независимых компаний, создавая корпоративные конгломераты и осуществляя инвестиции в международном масштабе, чтобы финансировать свою империю.

На борту яхты находились его секретарь, его личный помощник, двое членов совета директоров «Гарриман корпорейшн» и экипаж в составе восьми человек.

Читая высказывания тех, кто находился на борту яхты, а также других своих партнеров по бизнесу и развлечениям, он не почувствовал ничего.

Никаких воспоминаний, никаких эмоций.

Он не чувствовал ничего, кроме пустоты внутри.

Он не был близок ни с одним из этих людей. Он не был близок ни с кем.

— Я понимаю, что читать это, должно быть, тяжело, — тихо сказала Джози. — Вы уверены, что не хотите позвонить кому-нибудь, сообщить кому-нибудь, что вы живы? Другу? Доверенному члену вашего персонала?

— Нет, — не раздумывая сказал он. Он огорченно взъерошил пальцами волосы. — Я не могу этого объяснить, но это так. Мне жаль, что люди горюют по поводу моей смерти, когда на самом деле я жив, но...