Сьюзен Кэрролл - Ночной скиталец

Ланс посмотрел на свои сильные, покрытые мозолями, руки, слегка потирая подушечкой большого пальца костяшки, как будто все еще чувствовал прикосновение брата.

— Ты знаешь, какой целительный дар был у Вэла, — продолжил он. — Ты испытала его на себе.

— Да. О, да, — пробормотала Розалин. Она дотронулась рукой до своего плеча, зная, что никогда не забудет ощущение страшной боли, покидающее ее и сменяющееся золотистым теплом, проникающим в нее через нежные пальцы Вэла.

— Но в моем случае проявление необыкновенного дара Вэла было иным, — продолжал Ланс. — Каким-то образом он стал сильнее и мощнее, чем раньше. Он взял мою руку, и я мог чувствовать свою боль, переходящую в него. Слишком много боли — больше, чем он мог вынести. Я пытался заставить его отпустить меня, но, черт бы меня побрал, я был слишком слаб. Независимо от того, умолял я его или проклинал, он не отпускал меня. Вэл продолжал держать, но потом что-то пошло не так. — Ланс замолчал, его горло сжалось. — И когда все закончилось, не осталось и следа от раны: ни крови, ни шрама. На мне, но Вэл… Ты видела, что это сделало с ним, — хриплым голосом закончил Ланс.

Розалин слишком отчетливо могла видеть, чего стоило ее мужу это чудесное и страшное исцеление. Ланс заявил, что у него не осталось даже шрама от этого происшествия. Но лишь потому, что его раны до сих пор не зажили. Они все еще были открытыми и кровоточили. Она поняла это, увидев мрачное выражение его глаз: чувство вины и отвращения к себе отражалось на лице Ланса.

Он сжал руку в кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели, и Розалин засомневалась, осознавал ли он то, что делал.

Она поспешила к нему, накрыв его руку своей и разминая пальцы, пока они не ослабили жесткую хватку.

— Ланс, — сказала она, — что бы Вэл не сделал для тебя, он сделал это с любовью. Он бы не хотел, чтобы ты мучался от этого.

— Я знаю, — грустно ответил Ланс. — Все, что он когда-либо хотел от меня, — это чтобы я простил себя.

— Так сделай это, — попросила Розалин, проведя пальцами по его щеке.

Он взял ее руку и быстро поцеловал ладонь.

— Я не могу, — Ланс резко отвернулся от жены, и она услышала, как он чуть слышным голосом пробормотал: — Сейчас я могу сделать для своего брата только одно.

Розалин почувствовала, как кровь заледенела в венах, потому что она слишком хорошо знала, что он имел в виду.

— Ты идешь за Рэйфом Мортмейном?

Ланс не ответил, но в этом не было необходимости. Ответ был в каждой жесткой линии его сурового лица, когда он подошел к вешалке, на которую повесил плащ для верховой езды, и снял его.

Розалин пыталась унять растущее чувство тревоги.

— Несомненно, ты собираешься действовать по всем правилам: капитан Мортмейн должен быть арестован. Дуэль незаконна и…

— Дуэль? — резким голосом ответил Ланс. — Мой брат был калекой и вряд ли мог отличить один конец пистолета от другого. Я не знаю, какая борьба произошла между Рэйфом и Вэлом, но уж точно не дуэль. Это было хладнокровное убийство.

— В таком случае, капитан Мортмейн, очевидно, очень опасный человек. И ты должен собрать большой отряд мужчин.

— Нет! Это касается только меня и Мортмейна.

Ланс прошел мимо нее, и Розалин с широко раскрытыми газами наблюдала, как он направился к деревянному письменному столу. На нем лежал длинный кожаный чехол, который некоторое время назад Ланс приказал принести одному из слуг.

Он слегка приподнял его и открыл. Розалин отшатнулась, когда увидела, что лежало на шелковой подкладке: рапира [29], более тонкая и изящная, чем меч Сент-Леджера, но столь же опасная.

— Она принадлежала моему брату, — сказал Ланс. — Мне кажется, довольно уместно использовать ее сейчас.

— Нет! — Розалин в отчаянии вцепилась в Ланса, когда он потянулся к рукоятке. — Ты с ума сошел? Разве не ты говорил мне, что капитан Мортмейн лучше владеет клинком, чем ты?

— Так было раньше, но на этот раз мне придется постараться, разве не так? — Ланс отстранил ее от себя, мягко, но решительно, и засунул рапиру обратно в чехол.

— Когда ты бросаешь вызов человеку, дорогая моя, выбор оружия остается за ним. Но Рэйф не настолько глуп, чтобы выбрать пистолеты.

— В таком случае, не стоит бросать ему вызов, — закричала Розалин. — Ты не вернешь Вэла, если пожертвуешь своей жизнью. Ланс, пожалуйста! Это добровольное сумасшедствие!

Его губы изогнулись в насмешливой улыбке:

— Да, но разве не так должен поступить герой? Отомстить за брата!

— Но не таким образом, — задыхалась от возмущения Розалин. Она с ужасом беспомощно смотрела, как Ланс закрепил смертельный клинок на поясе. Ее сердце глухо стучало. Она всячески старалась задержать мужа, пытаясь встать между ним и дверью.

— Я не отпущу тебя на верную гибель. Ты слышишь меня, Ланс Сент-Леджер? Слышишь?

Она ударила его кулаком в грудь, как будто таким образом могла достучаться до него. Но Ланс схватил ее за запястья, крепко прижимая к себе. Какое-то мгновение Розалин продолжала стойко сопротивляться, но затем обмякла в его объятиях и разразилась слезами.

Она так безудержно оплакивала Вэла, думала, что уже выплакала все глаза. Но в этот момент поняла, что у нее еще остались слезы на этого разочаровавшего ее упрямца, которому она однажды так безоглядно поверила.

Ланс Сент-Леджер обладал невероятным чувством чести. Он не мог жить, не отомстив.

Но вполне мог умереть.

Розалин прижалась к мужу, рыдая в плащ, пока Ланс шептал ей на ушко ласковые слова, которые ее мало успокаивали. Как мог человек говорить так мягко и, одновременно, так неумолимо?

— Ш-ш-ш, любимая, — прошептал он, прижимая ее к себе. — Все будет хорошо. Просто представь меня рыцарем, которого ты отправила на поиски приключений.

«Самые печальные поиски, на которые только может пуститься человек», — мрачно подумал Ланс. Убить друга.

Но он должен перестать думать о Рэйфе, как о дорогом ему человеке, также как обязан взять себя в руки и прекратить мучить свою леди. И то, и другое могло ослабить его решимость.

В последний раз поцеловав Розалин в губы, Ланс отстранил ее от себя. И ушел.

Солнце скрылось под покровом темноты. День, казалось, уходил в тени сумерек, уступая путь ночи, которая обещала быть столь же безрадостной. Ветер, дующий с моря, свежий и пронизывающий, заставлял облака скрывать лик восходящей луны.

Сент-Леджер был вынужден сдерживать своего мерина, чтобы тот шел осторожной рысью. И не только потому, что в сгущающемся мраке Ланс видел все хуже: каждый шаг приближал их к опасной цели.

Пропащая Земля… местные рыбаки давным-давно окрестили так бесплодную, уединенную прибрежную полосу. Где когда-то стоял дом гордых и вероломных Мортмейнов, чья злоба и ненависть к Сент-Леджерам передавались от поколения к поколению как болезнь в крови.