Мери Каммингс - Кольцо

Господи, да какое ему дело?! Как будто он собирается там присутствовать! Нет уж, обойдутся прекрасно и без него! Лишь бы в кабинет и в мастерскую не совались!

Следующие несколько дней прошли «под знаком» ве­черинки. Нэнси с Беном рылись зачем-то в чулане, бега­ли по десять раз в день на лужайку за дом, прикидывали вслух, хватит ли кабеля (интересно, зачем?!), и Ник ви­дел из окна, как Бен убирал граблями сухие листья и жух­лую траву.

Место и правда словно просилось для вечеринки: лу­жайка была защищена с трех сторон от ветра, на нее имел­ся выход и с кухни, и из гостиной, и через бассейн; поло­вина ее была покрыта мраморной плиткой — как раз для танцев, — а половина — травой. Да и погода стояла на удив­ление теплая, прямо весенняя.

У самого же Ника, чем ближе подступало это меропри­ятие, тем паршивее становилось настроение. Он до сих пор не сказал Нэнси, что принимать участие в вечеринке не будет, — собирался сообщить в последний момент и не знал, как это сделать, чтобы она не обиделась. «Впрочем, — мель­кала у него порой трезвая и невеселая мысль, — скорее все­го, она вздохнет с облегчением: не придется стыдиться мужа-калеки...»

В четверг вечером Нэнси вернулась домой позже обычного — в двенадцатом часу. Ник уже начал было беспокоиться и собирался позвонить ей на сотовый, когда услышал, как лязгнули ворота гаража, и поехал к двери. Через минуту она вбежала в дом, веселая, возбужденная, как всегда сунулась к нему поцеловать — и Ник сразу, безошибочно почувствовал легкий запах спиртного. И впер­вые отозвались вдруг болью собственные слова: «...я не буду допытываться...»

Внезапно Нэнси отступила на шаг, вгляделась в его лицо — и, прежде чем он успел понять ее намерения, нагнулась и ткнулась наморщенным носом в его нос. Потер­лась носом, как эскимос, и лишь после этого спросила, улыбаясь, но чуть удивленно:

— Ник, ты чего?!

— Ты поздно... (Если не скажет, в чем дело, — он не будет спрашивать... ни в коем случае не будет!..)

— Поздравь меня — мы закончили! Я думала, всего ми­нут на пятнадцать задержусь — Мэрион Креннер, звезда наша, с барского плеча всем ящик шампанского француз­ского кинула! И мы незаметно заболтались...

Он обхватил ее и потянул к себе — вдохнуть теплый свежий запах, омыться веселой легкой энергией... Пусть будет так... Наверное, так и было... Наверняка так и было...

Сказал он ей лишь в последний день — перед дневным отдыхом. Это тоже стало «семейной традицией» — в те дни, когда Нэнси не работала, она проводила это время с ним.

Еще с вечера Нэнси волновалась, глядя на безоблач­ное небо: «А вдруг пойдет снег?!» (хотя теплая погода дол­жна была, согласно прогнозам, продержаться еще неде­лю); звонила кому-то: «А салат?.. Картофельный салат!» — а утром умчалась в парикмахерскую и, вернувшись, отка­залась от бассейна — «прическа размокнет!». Но в спаль­ню она все-таки пришла.

В одно движение стащила халатик и блаженно вытя­нулась рядом, сразу скользнув ладонями Нику под мыш­ки — на спину.

— Мур-р! — Покрутила шеей, почувствовав на ней его пальцы. — Забегалась!

Ник осторожно, стараясь не помять эту самую «при­ческу», почти ничем не отличающуюся от ее обычной небрежно-растрепанной шапочки, потеребил пушистые, пахнущие какими-то парикмахерскими ухищрениями во­лосы.

— Во сколько у вас там все начнется?

— Часов в пять-шесть.

— Все готово?

Нэнси встрепенулась и встревоженно поглядела на него, словно заново перебирая в памяти, а действитель­но, все ли готово?!

— Да, вроде все. — Это прозвучало несколько неуве­ренно...

— А что ты собираешься надеть?

— Не знаю... — заулыбалась она. — Ты мне столько все­го надарил! — Поцеловала в щеку, ладошка погладила по спине и ускользнула ниже — в «Зазеркалье». «Определять границу» Нэнси так и не научилась...

— Надень бежевое платье! — посоветовал Ник.

— Это какое?

— Такое, — он покрутил рукой в воздухе, — с рукавами!

Как ни странно, невнятное объяснение было понято сразу, и последовало любопытное:

— А что?

Не отвечая, Ник попытался перегнуться через нее и дотянуться до тумбочки. Не вышло — только навалился сверху, вызвав довольное хихиканье:

— Ты тяжелый!

— Ладно, достань сама — там, в тумбочке, в верхнем ящике. — (Эх, опять не подумал о коробочке! В полиэтиленовом пакетике будет выглядеть несолидно...)

Достала она безошибочно, но Ник сразу выхватил па­кетик из рук — он сам покажет! — и высыпал содержимое на подушку между ними. Расправил пальцем комплект: ожерелье и пару широких, больше полудюйма, браслетов из лазурита. Вообще-то Ник планировал это к ее дню рож­дения, но раз уж так вышло...

— Это тебе. По случаю окончания вашего сериала.

— Ух ты-ы! Шика-арный! — Она осторожно приподня­ла браслет на ладони, словно взвешивая, покрутила, погладила камень пальцем.

Ник раньше никогда не имел дела с золотом. Да и во­обще до знакомства с Нэнси не делал женских украшений. Но получилось действительно неплохо: выгнутые, плот­но прилегающие к руке каменные звенья в ажурной опра­ве и ожерелье из похожих звеньев, с овальной большой подвеской посередине. В центре подвески, прямо в ка­мень, был врезан золотой стилизованный бычок (как ни смешно, самое сложное — Ник перебрал чуть ли не сотню вариантов, пока не остановился на этом).

— Это афганский лазурит, — начал объяснять он. — Ви­дишь золотистые прожилочки?! Считается, что непрозрачные камни лучше гладко обделывать — а я огранил... и вроде неплохо получилось. Оправа из серебра, но по­золоченная. — (Знала бы она, как он намучился с этим зо­лочением!) — А бык — это потому, что ты по зодиаку Телец. Надень... прямо сейчас!

Нэнси без колебаний выскользнула из-под одеяла, села, поджав под себя ноги, и надела ожерелье. Выпря­милась, вскинув голову.

— Ну как?

Обнаженная женщина в драгоценностях... прямо хоть картину пиши... Но смотрелась она действительно вели­колепно — на тронутой загаром коже золото, казалось, за­сияло еще ярче, подчеркивая темный блеск камня. И лицо было восторженное, с сияющей улыбкой.

— На вечеринку свою наденешь?

Нэнси затрясла головой в знак согласия.

— Браслеты примерь тоже!

Она нацепила браслеты, посмотрела, покрутив ру­кой, — и неожиданно со смехом ринулась вниз, прямо на Ника. Придавила сверху и стала целовать. Подвеска оже­релья холодным камешком легла ему на грудь и мгновен­но потеплела, зажатая между их телами.

Ник, смеясь, обхватил ее и прижал к себе. Она поизвивалась, устраиваясь поудобнее, — и наконец устроилась, нависнув сверху и опершись локтями по обе стороны его головы.

— Ну что — угодил?

Нэнси кивнула и погладила его по вискам большими пальцами.

— Только... Нэнси... — (Ну вот, сейчас огорчится... или, наоборот, скажет: «Ну, как хочешь!» — и вздохнет с облег­чением.) — Наверное, я не пойду на эту твою вечеринку. Побуду у себя в кабинете, поработаю...