Дженис Каплан - Я прекрасна!

Берни укладывает малышей в отдельные колыбельки и жестом приглашает меня в соседнюю пустую комнату. Не так уж сложно догадаться, что здесь будет, потому что всю стену занимают пока еще пустые книжные полки, а на сваленных посреди комнаты коробках написано «кабинет Берни». Хотя никому не известно, когда она сможет их распаковать.

— Малыши всегда спят утром около часа, — говорит Берни, устраиваясь на одном из двух стоящих в «кабинете» складных стульев.

— Тебе тоже следует вздремнуть, — говорю я как опытная мать.

Берни на короткое время закрывает глаза.

— Еще как следует! Дети просыпаются в четыре утра. У тех, кто утверждает, что можно изменить график, никогда не было собственных детей.

— Очень непросто быть молодой мамой, — с сочувствием замечаю я.

— Тем более немолодой молодой мамой. Если бы я родила их в двадцать, то, наверное, не уставала бы так сильно. С другой стороны, тогда я не смогла бы позволить себе заказать двенадцать упаковок детского чая «Ленокс» или детский «ягуар». И не ходила бы на занятия по правильному воспитанию детей. — Оттянув футболку, Берни пытается отчистить засохшие пятна.

— Не порть произведение искусства, — шучу я.

— Это не последнее. Кроме того, есть еще мокрые рисунки. Каждый раз, когда я меняю подгузник у «номера два», он превращается в фонтан.

— Они обязательно вырастут, — смеясь, обещаю я Берни.

— Я знаю, — говорит она и с чувством продолжает: — Я поклялась себе быть рядом с малышами, чтобы услышать их первые слова, увидеть первые шаги, пережить первую ссору по поводу того, что надеть на студенческий бал. Поэтому я и не стала разговаривать с Эди Фалько, когда она позвонила мне сегодня утром.

Я напрягаюсь, стараясь понять логику Берни — какое отношение Эди Фалько имеет к студенческому балу младенца «номер один»?

— Ты отвергла ее? Актрису из «Клана Сопрано»? Не боишься, что Тони пришлет киллера?

— Я больше боялась, что, поговорив с ней, соглашусь быть ее агентом. Но я не могу сделать этого, достаточно и вас с Керком.

— Ну да, конечно, я понимаю, что ты отвергла Эди Фалько ради меня, — саркастически замечаю я. — Зачем клиент с кучей «Эмми» на каминной полке, если у тебя уже есть один и духовка у него полна пирожных с малиной?

Берии округляет глаза.

— Я от вас никуда уже не денусь. — В ее голосе звучит нежность. — И между прочим, мы с Кеном обо всем договорились по телефону. Я добилась для вас отличных условий. И мне очень понравилось наблюдать за вами на съемках. Даже появилось желание снова стать настоящим агентом.

— Ты сможешь, если захочешь.

— Нет, я не могу. Я дала клятву. Обещала малышам, что останусь с ними дома.

— Ты прикладывала руку к сердцу и клялась жизнью, или это было просто обещание?

— Я говорю серьезно, — торжественно заявляет Берни, словно девочка-подросток, решившая хранить девственность до брака. — Хочешь, покажу тебе письмо, которое я разослала всем своим клиентам? В нем я сообщила, что отхожу от дел. Все были в шоке. Ты ведь знаешь, я была лучшей. Меня боялись директора всех студий. В Голливуде существует единственный способ получить то, что ты хочешь. Нужно заставить всех поверить, что ты сильнее их.

Я же всегда думала, что добиться желаемого можно, только если ты добр к людям. Но возможно, Берни права. Пробую нахмуриться и взглядом дать понять: «Не связывайтесь со мной».

Берни отклоняется назад и начинает качаться на стуле. То же самое любит делать Дилан, хотя я всегда ругаю его за это.

— Знаешь, что забавно? — спрашивает Берни, не замечая свирепого выражения моего лица.

Пожалуй, мне стоит и дальше практиковаться. — Я всегда представляла себя только агентом. И сейчас я как будто начинаю с чистого листа. У меня нет интересной работы, и я не могу ничем особенным похвастаться. Во время сегодняшнего разговора стало ясно, что мне легко было бы вернуться в тот мир, который я знаю. Но я не собираюсь этого делать. — Берни наклоняется вперед, и передние ножки стула со стуком опускаются на пол.

— Но ты не должна выбирать одно из двух. Иначе ты все равно будешь мучиться и переживать. Как там говорят? Оставь детей дома одних, и они станут наркоманами. Останься с ними дома, и наркоманом будешь ты сам.

— Пока что единственное лекарство в моей аптечке — это детский тайленол.

— Этого вполне достаточно, — говорю я. — Я уверена, детей можно растить по-разному, и не все варианты такие уж плохие. Я всегда работала, и посмотри теперь на Дилана. Он идеальный ребенок.

— Да, это так, — смеясь, соглашается Берни. — И я не сомневаюсь, что могла бы продолжать работать и вырастить отличных детей. Но я остаюсь дома не только ради них, но и из-за себя в том числе. Мне интересно посмотреть, что со мной станет, если я не буду агентом.

— У тебя депрессия? — пробую пошутить я.

Берни пожимает плечами:

— Иногда я чувствую себя немного потерянной. Малыши замечательные, но, должна тебе сказать, дни кажутся такими долгими и иногда даже… — она понижает голос, — скучными.

— Об этом никто заранее не предупреждает, — соглашаюсь я.

Внезапно Берни начинает волноваться.

— Я не имею в виду ничего плохого, — говорит она, оглядываясь в поисках чего-нибудь деревянного, и, не обнаружив ничего подходящего, стучит по картонной коробке. — Я счастлива. У меня два здоровых, красивых малыша. А вот жизнь стала другой.

— Все в порядке. Ты можешь каждый день пересчитывать свои счастливые звезды, но при этом все равно скучать по тем голливудским звездам, с которыми раньше работала. Хотя, возможно, с ними было интереснее разговаривать.

— Далеко не со всеми, — смеется Берни. — В Голливуде ты очень много времени тратишь, целуя чужие задницы. А я теперь вытираю ротики. Вполне равноценный обмен.

— Будет легче, — говорю я, вспоминая напряженные, нервные дни, когда Дилан был маленьким, а Джеймса не было рядом. — По крайней мере, ты делишь все сложности с мужем.

— Осторожно, муж все слышит, — говорит Эйден, который проходил по коридору. Он останавливается, входит в комнату и наклоняется, чтобы поцеловать Берни.

— Ты сегодня дома? — спрашиваю я Эйдена. На нем поношенные джинсы с дырой на колене и стоптанные кеды. Рождение детей не повлияло на привычки их родителей.

— Нет, это ведь его рабочая одежда, — говорит Берни, с любовью оглядывая мужа, экипированного для монтажа фильмов. На футболке надпись «Кандидат от Маньчжурии», ветровка рекламирует «О Шмидте», а бейсболка Эйдена — со съемок фильма «Чумовая пятница». Брэдфорд никогда бы так не оделся, даже для игры в софтбол. Он один раз пытался пойти на работу без галстука — было лето, пятница, — но потом признался, что ему казалось, будто он пришел на работу голый. А Эйден, видимо, вообще не стал бы одеваться на работу, не будь у него всех этих вещей от предыдущих съемок.