Джей Ирин - Неаполитанская сказка

— Можно пагаварьит Сонья? Тр-ры мынута! Пр-рего, сеньорэ… — высокий молодой брюнет просительно сложил черные густые брови домиком и протянул обе руки в сторону Иосифа Сергеевича.

— Забудь про Соню! — рявкнул сонин отец. — Пшел вон!

Хозяин квартиры, в которую безуспешно пытался попасть молодой итальянец, стоял в дверях. Загородил ее всем своим огромным телом. И возраст был не помеха, если придется спустить молодого здорового парня с лестницы. Иосиф защищал свою глупую дочь. Этого итальяшки не будет в её жизни. Нагуляла, дура, по заграницам…

— Сонья… Пагаварьит… — лепетал парень, цепляясь за черный халат пожилого мужчины. — Савсем мальо пагаварьит, пр-рего…

На этом запас русских слов явно исчерпывался. Он залепетал что-то на своём языке, умоляюще заламывая руки.

Иосиф сплюнул и, крякнув, с сильно толкнул парня в грудь. Итальянец отлетел на середину огромной лестничной площадки и, потеряв равновесие, грохнулся на сверкающий мрамор.

— Забудь этот адрес, чудило! Пшел вон! Не понял?..

Иосиф Сергеевич вытащил из кармана халата мобильник, попищал кнопками:

— Охрана? Это кто? Леха? Это Крошин из пятнадцатой беспокоит. Тут ко мне какой-то идиот в квартиру ломится. Да… жду…

И угрожающе прошипел уже итальянцу:

— Подожди, сейчас тебе всё доходчиво объяснят, дружок.

Парень на полу только что-то грустно бормотал по-итальянски, сокрушенно мотая головой.

Через минуту на площадку влетел высокий охранник Леха в мятом черном костюме, но в белоснежной рубашке и при галстуке. Мигом оценив ситуацию, кинулся к поднимающемуся с пола черноволосому парню:

— Ты откуда здесь взялся, мать твою? — крикнул охранник и рывком поднял парня на ноги. — А ну пошли! Двигай костылями, морда!

Охранник потащил иностранца к лестнице. Парень пытался сопротивляться, бормоча сквозь зубы что-то про руссо дьяволо и бестиа кретино. Но железная рука охранника крепко вела к лестнице. Выпихивая с площадки неугодного визитера, Леха обернулся к Иосифу и бодро выдал:

— Иосиф Сергеич, вы не волнуйтесь, всё сделаю в лучшем виде!

А из-за его спины, с лестницы неслось:

— Толко мальо пагаварьит с Сонья… Сеньорэ… Менья завут Умбэр-р-рто! Сонья ми знает! Умбер-рто…

— Да шагай же ты, кретино! — Рявкнул охранник. — Мешаешь тут, морда, нормальным людям… Шагай давай! Пшел…

Иосиф дождался, пока на лестнице стихли жалобные крики молодого итальянца и рычание охраны. Плотнее запахнул халат.

— Не знаем мы никаких Умбэрто. И знать не хотим.

Да захлопнул за собой входную дверь.

— Ан Михална-а-а-а! Ан Михална-а-а! Мобильник! Ан Михална!

От здания Центра к воротам несся мальчишка лет десяти, держа высоко над головой противно пищащий аппарат. Меж сосен мелькали только белые коленки ребенка. Птицы с шумом разлетались в стороны — подальше от этого шума, крика и писка аппарата. Анна Михайловна оторвалась от напряженного разговора с водителем продуктового грузовика и устало повернулась к бегущему мальчику:

— Коль, ну что ты так горланишь?

— Вот! Пипикает… — выкрикнул, задыхаясь от бега и счастья, мальчик. Затормозил рядом с директором. — Кто-то… звонит… Вот!

Мобильный телефон Светлова завела совсем недавно, и пока не привыкла таскать за собой. Всё время где-то забывала. Так вот и бегали за ней воспитанники — приносили пищащую трубку.

— Спасибо, Коленька. — Директор мягко улыбнулась мальчику и взяла нервно дрожащий аппарат. — Светлова слушает… Да, Гена…

Мальчик устало рухнул в траву у ворот и старался отдышаться, пока директор с трудом вникала в скороговорку своего мужа.

— Светлов, стоп. Теперь помолчи и спокойно расскажи, в чем там дело. Да… Крошины… это поняла… Что? Что?!! О, боже ж ты мой…

Женщина прислонилась к каменным воротам и замерла, сжимая трубку.

— Да, Гена… Ты сейчас где… Хорошо, там и оставайся. А Эрик с няней? Бедный мальчик… Всё. Потом перезвони. — И отключила телефон.

Из кабины грузовика высунулся пожилой водитель и обеспокоено спросил:

— Анна Михайловна, всё в порядке?

Директор Центра глубоко вздохнула, собралась силами.

— Аркаша, езжайте. — устало махнуло в его сторону Светлова. — Всё нормально. Езжайте. И не забудьте в следующий раз эти накладные.

Она молча подняла за руку с земли воспитанника и повела к дому. Коля тоже молчал, ничего не понимая. Хлопал пушистыми ресницами. Шел рядом. Долго молчать не смог:

— Че там, а? Че случилось?

— Не «че», а «что». — Автоматически поправила Анна Михайловна. — А там, молодой человек, двое моих друзей попали в аварию. И теперь их нет на этом свете.

— Совсем нет? — спросил мальчик, пыля старыми кроссовками по тропинке.

— Совсем, Коль, совсем. — Тихо ответил женщина.

Еще чуть и не смогла бы справиться со слезами. Но нельзя при детях.

Чуть позже Анна закрылась в своем кабинете и позволила себе поплакать, тихонько покачиваясь на краешке старого гостевого дивана, обитого дерматином. Иосю и Алену Крошиных она знала уже много десятилетий. Всегда быстрый и деловой Крошин, громогласный и хозяйственный. Он шел по жизни крепкой поступью. Знал что ему надо и как это воплотить в жизнь. Аленушка же его была самым тихим и бессловесным существом. Всегда молчала и слушалась мужа беспрекословно. А как она пела… Как тихо и задушевно пела Аленушка… Просто сердце птицей улетало…

И Сонечка их выросла на глазах Светловой. Выросла из нескладной робкой девочки-пичужки, копии мамы, в красивую умную девушку. Теперь вот в Москве работает, хорошо получает… И внук их…

— О, Господи! Эрик! — воскликнула Анна и всплеснула руками. О внуке Крошиных совсем забыла.

Анна Михайловна вскочила с дивана, оправила футболку, линялые джинсы. Быстро метнулась в ванную комнатку при кабинете. Ополоснула заплаканное лицо, и выскочила из комнаты. От хлопка двери на стенах покачнулись пара картин в тяжелых рамах. Да звякнул стеклянными дверьми старый книжный шкаф.

Из-за пробки на Ярославском шоссе на работу Соня попала к одиннадцати. Взбешенная, влетела в свой кабинет, швырнула сумку и ключи на стол у клавиатуры. В кабинете всё было также как и вчера, когда она уходила домой около полуночи. Строгая коричневая офисная мебель, несколько стеклянных шкафов, забитых под завязку папками да пара невменяемых картин на стенах в тонких рамках. Собственно и все убранство — строго и аскетично. Главный в кабинете компьютер, обклеенный по самую макушку записками и заваленный разномастными бумагами со всех сторон.

Шипя сквозь зубы, Соня переобулась, и только тогда подняла трубку заходящегося в истерике телефона.

— Соня, где ты мотаешься? Почему мобильник не отвечает? — заревел в трубке начальник.