Сандра Мэй - Ничего личного

— Не думаю. Так, как все-таки работается?

— Честно?

— Только честно.

— Плохо.

— ???

— Понимаете, я… я действительно очень оторвалась от жизни. Нет, все, что касается работы, — нормально. Я справляюсь, мне нравится делать работу в срок и хорошо, но ведь существует и еще кое-что, правда? Например, в нашем отделе все общаются между собой, ходят вместе на ланч, пьют кофе, курят в курилке. Некоторые, наверное, даже поддерживают отношения за пределами фирмы. А я всегда чувствовала себя белой вороной. Для большинства девушек я — старая, а у сотрудниц постарше есть семьи, дети, даже внуки, они обсуждают в основном это.

— А вы… простите, наверное, это бестактно.

— Нет, ничего. Если вы о МОЕЙ семье, то ею всегда были только мама и папа. Потом — только мама. Я — типичная старая дева. Только выводка кошек не хватает.

Потрясенный, Мэтью воззрился на Белинду Карр почти с благоговением. Абсолютная естественность!

— Кошек?

— Я их терпеть не могу. Собак очень люблю, но ведь собака не сможет целый день сидеть одна дома? Правда, если я все-таки уволюсь…

— Нет! То есть теперь, ведь в этом нет необходимости? Вы же меня уже не подвели, наоборот, выручили, так что…

— Честно говоря, вчера я вдруг так отчетливо поняла, что хочу уволиться, что даже зажмурилась от счастья.

— Господи, да почему же вам так плохо на работе? Вас обижают?

— Нет. Да. Но это и неважно. Я сегодня совсем другая. Правда, я себя давно так не чувствовала. Может быть, даже никогда. Что ж, теперь ваша очередь. Значит, мы выяснили, что всю жизнь вы посвятили работе. Знаете, мы ведь вас немного испугались. Вы были такой… ужасно строгий.

— А сейчас?

— Сейчас — нет. Сейчас я болтаю с вами так, словно мы тысячу лет знакомы. Наверное, это шерри виноват.

— Вы пили шерри?

— Да. Первый раз в жизни.

— В самолетах нельзя пить ничего, кроме виски. Сюда обычно закупают самые дешевые сорта напитков.

— Что ж, надо же с чего-то начинать. Так вот: мы вас испугались. Перемены никогда не бывают к лучшему — слышали такое выражение?

— А со старым Бэгшо было лучше?

— Ну… не могу сказать, что я так уж хорошо его знала, но ведь с ним я проработала девять лет. Он был удивительный. В таком возрасте сохранять живость ума, остроумие, деловую хватку… Знаете, я и не увольнялась из фирмы, потому, что с ним было как-то… спокойно.

— М-да, пока ноль — один. Я проигрываю.

— Ох, да нет же! Я вовсе не хотела вас обижать. Вы только начали, надо привыкнуть. И вам — к нам — тоже.

Никогда в жизни Мэтьюс Карлайл не задумывался о том, как к нему относятся подчиненные. Просто ставил им задачи и следил за исполнением. А за ним, оказывается, внимательно следили, сравнивали его, оценивали и взвешивали…

— Вы все-таки обиделись. Я ужасная. Я все время говорю невпопад.

— Нет, все нормально. Даже лучше. Вы говорите обычные, в общем-то, вещи, но они вдруг открываются мне под совсем другим углом.

— Расскажите о себе сами. Чтоб я опять чего-нибудь не брякнула.

Он рассмеялся, потом посерьезнел.

— Знаете, неинтересно до ужаса. Учился хорошо, закончил университет в Висконсине. В двадцать два года у меня уже был свой бизнес, довольно успешный. Если бы не некоторые потрясения, он бы шел в гору, но случилось… в общем, кое-что случилось, и меня подобрал Змей Бэгшо.

— Змей?

— У него такая кличка была в бизнес-кругах. За острый ум и мгновенную реакцию. Он начинал заправщиком на бензоколонке, а оставил после себя полмиллиарда.

— А почему он вас подобрал?

— Потому, что знал про людей больше, чем они сами про себя знают. В тот момент жизни я бы и пальцем не пошевелил ради себя самого, а вот на него работать начал. Он знал, что главная моя черта характера — ответственность, вот и взвалил ее на меня.

— У вас что-то произошло? Или нельзя спрашивать?

— Почему нельзя. Я же вас спрашивал… Я развелся.

— О… Все-таки брякнула.

— Ничего страшного. Это было уже давно, и потом — это не самое страшное несчастье в мире.

— Потерять того, кого любишь, не самое страшное?

Серые огромные глаза горели не дешевым любопытством, но — состраданием. Белинда Карр не жаждала «клубнички» про босса, она сочувствовала человеку Мэтью Карлайлу, который при всей его успешности был одинок в мире. А про одиночество она знала все.

Мэтью осторожно взял ее руку и почувствовал, как дрогнули тонкие сильные пальцы.

— Знаете, Белинда, вот о разводе я уж точно никогда ни с кем не разговаривал. Я прогнал все воспоминания о том времени. Вычеркнул Риту… ее Рита звали… из памяти.

— Обычно так не получается. Память сама знает, кого вычеркивать. Вы… любили?

— Я был безумно влюблен, так точнее. Наверное, это было сродни вашему вчерашнему решению уволиться и начать новую жизнь. Я встретил ее и открыл, что солнце светит, а трава зелена, что мир полон красок и звуков, что работа не стоит ничего, когда рядом тот, кого ты любишь. Я позволил себе так думать.

— И правильно сделали. Это же правда.

— Не совсем. Потому, что чувства всегда имеют двойников. Любовь — ненависть. Доверие — презрение. Страсть — безразличие.

— Она вас обманула.

— Хуже. Она меня не обманула. Она действительно меня не любила. Я — любил, она — нет. Она использовала меня — с этим я мог бы смириться, потому что, черт возьми, весь бизнес на этом построен, на использовании одних другими. Но она использовала мою душу. А душу трогать нельзя.

Теперь они замолчали надолго. Белинда боялась, что разговор зашел чересчур далеко и теперь босс пожалеет о своей искренности. Мэтью же был весь во власти переживаний и воспоминаний.

Ведь все эти годы после развода он уговаривал себя, что все проходит, что раны затягиваются, что со временем забудется и предательство Риты, и его собственные страдания, но оказалось, что все это — самообман. Никуда обида не делась, она тлела, чтобы вспыхнуть при первом удобном случае.

Виной всему эта странная Белинда Карр. Ее внимательные глаза, ее прямые, бесхитростные вопросы и столь же откровенные ответы, ее спокойное, не вымученное смирение перед жизнью, за которым не слабость, сила. Сила, которой, оказывается, нет у него, железобетонного Карлайла, чье невозмутимое лицо не могли разгадать даже заядлые картежники в богатых клубах и шикарных казино…

Из динамиков раздался приятный голос, попросивший пристегнуться в связи с посадкой. Мэтью и Белинда оба обрадовались этому. Неожиданно много было сказано, неожиданно резко раскрылись они друг перед другом, и теперь на смену откровенности пришли смущение и замкнутость.

На трапе он подал ей руку и почувствовал, что ее пальцы похолодели и сильно дрожат.

— Волнуетесь?

— Да. Вспомнила, куда мы едем.

— А как же шерри?