Сандра Мэй - Забудьте слово страсть

— Робер не виноват, виноделие в наше время не приносит прибыли…

— Но и убыточным быть не может, а Робер ухитрился продать твои заводы по дешевке. Ему нужны были деньги — он активный и на редкость бестолковый биржевой игрок. Полагаю, свою брокерскую контору он тоже купил не на жалованье, а на твои, Шарлотта, деньги. Он залез в долги, запутался, к тому же все время боялся, что правда всплывет и ты… В общем, у тебя, милая, репутация крайне жесткого и принципиального руководителя. Оставался один выход — жениться на тебе и стать полноправным владельцем имущества Артуа — оставшегося имущества, потому как на сегодняшний день все, что у вас есть, — эта долина и дом.

Жанет он устранил еще пять лет назад, оклеветав моего брата и заставив Клементину вычеркнуть Жанет из завещания — дорогая теща, я вас прощаю, вы не ведали, что творили, а темперамент у вас бурный. Все шло хорошо, и на твоем туалетном столике, Чарли, уже появилась его карточка — среди прочих семейных фотографий. Он действительно стал самым близким тебе человеком! Но тут Жанет погибла — и я прислал письмо с известием об этом и о том, что у Жанет остался маленький сын. Робер узнал о наличии очередного наследника и впал в ярость. Единственный путь — убедить вас всех, что мальчик не имеет отношения к семье Артуа, а я просто мелкий жулик. Но Робер не успел ничего предпринять. Шарлотта действовала стремительно. Она привезла нас с Джонни во Францию, она — и ее мать — фактически признали Джонни членом своей семьи, а дальше… Шарлотта очень хотела, чтобы мальчик привык и признал ее. Теща, вы очаровательный, но тиран — Шарлотта видела единственную возможность оставить меня вместе с Джонни в вашем доме. Мы согласились на фиктивный брак ради Джонни, только на время. Никто из вас этого, естественно, не знал. Болтушка Жюли не удержалась и рассказала все Роберу. Он примчался в Париж в состоянии почти неконтролируемой ярости. Позвонил и наговорил мне кучу комплиментов — в своем стиле…

— Ты все врешь, мерзавец!

— Дворецкие любопытны. Биггинс подслушивал наш разговор. Впрочем, это уж совсем не важно. Я приближаюсь к концу истории. У Робера оставалось крайне мало времени, и он сыграл ва-банк. Он перевел оставшиеся на твоем, Чарли, счете деньги на карточку, которую ты отдала мне. Наверное, ты сама ему об этом рассказала…

— Да, я говорила…

— Он быстро сообразил, что можно сделать. Меня не посадят и не арестуют — перед законом я чист. Но из дому выгонят, это точно. Карточка останется здесь. На меня можно будет списать и все прочие махинации с деньгами. Собственно, это даже и не важно. Главное — скандал погромче, это же принцип дымовой завесы. Некоторое время Шарлотте будет не до бизнеса — а незаменимый и верный друг Робер Нуво возьмет на себя все трудности. В конце концов, как знать, ты, возможно, захочешь вознаградить его за верность и все же выйдешь за него замуж. Тогда уж точно никто не станет разбираться в том, как он разорял вас с матерью.

Единственное, чего он не рассчитал, — что я успею во всем разобраться. Он же не знал, что я действительно хороший аналитик. К тому же меня предупредили, и я предпринял некоторые шаги еще в Париже… Короче, это все. В компьютере все материалы. Извини, Чарли, я немножечко полазил по твоим счетам… там выложены все действия Робера Нуво за последние три года, любой хороший бухгалтер разберется в остальном.

— Филип…

— Теща, целую ваши ручки. Вы очаровательны и вам привет от мэтра Жювийона. Он тоскует по вашим вечерам с преферансом.

— Шарлотта, останови его…

Шарлотта шагнула к Филипу, но он улыбнулся и покачал головой.

— Помнишь, я говорил тебе про брак? Знаешь, что это такое? Жанет пошла за Тревором в бедность и неизвестность, в маленькую квартиру — и в счастье. Брак — это верность и доверие. Дело не в том, что ты поверила Роберу. Ты не поверила МНЕ. А ведь это я, а не Робер, говорил тебе сегодня ночью… впрочем, присутствующих это не касается.

— Филип…

— Я не обиделся, Чарли. Более того, я люблю тебя. Я уезжаю и оставляю здесь часть своего сердца. Но прежде, чем мы с тобой станем семьей — или не станем ею, должно пройти время. Каждый из нас должен научиться верить и любить. Не только хотеть. А Джонни… Вы все сделали большое дело. Он избавился от страхов, он вспомнил, как это здорово — общаться с людьми. Он пойдет в садик, я на работу, и, надеюсь, на следующее лето мы навестим вас во Франции. Вождь, ты готов?

Джонни кивнул и протянул Филипу маленькую ручонку. В полном молчании они вышли из дома и пошли по дорожке к воротам. Шофер Андре опомнился быстрее всех, кинулся следом — и через минуту разъездной «пежо» увез Филипа и Джонни Марч из поместья Артуа.

Шарлотта Артуа не кричала, не плакала, ничего такого. Она даже не взглянула на Робера Нуво. Просто повернулась и ушла в свою комнату. Взяла с полки свитер, на рукав которого вчера капнула немного «Эгоист платинум». Пошла в комнату Филипа и легла на самый краешек кровати, прижав свитер к лицу.

Отголоски счастья. Отзвуки любви. Воспоминания о том, что могло бы быть — но так и не случилось.

Слезы бежали по бледным щекам. Сквозь рыдания донеслась только одна фраза: «Я не могу без тебя жить, Филип!»

Рождество Филип и Джонни встречали в новой квартире. Не пентхаус — но и не аквариум. Вполне себе ничего квартирка, с двумя ванными комнатами.

Джонни подвырос, став еще больше похожим и на отца, и на мать одновременно. С сентября он ходил в детский сад, у него появились друзья, и Филипу иногда приходилось ждать, пока мальчик распрощается со всеми своими товарищами.

Сам Филип работал в холдинге по своей специальности — финансовым аналитиком.

«Форд» оставили на лето, чтобы поехать на нем в Большой Каньон, на работу же Филип ездил теперь на «тандерберде» семьдесят первого года выпуска — раритетной машине, вызывавшей здоровую зависть сослуживцев Филипа.

Наедине с самим собой он старался не вспоминать о Шарлотте, хотя исправно помогал Джонни писать письма бабушке. Всего было написано уже четыре штуки, в последнем Джонни сам подписался и даже осилил слово «Шалротта», которой неизменно передавал горячий привет.

В данный момент Джонни ползал по ковру в гостиной, высунув язык и пыхтя от напряжения. Из бумаги разнообразных цветов рождался шедевр под названием «Санта пролетает над Артуа, направляясь в Нью-Йорк». На шедевре уже присутствовали: олени, замок, неизменный дракон, несколько женских фигур («Шалротта», бабушка, Мари и Клотильда), усы для пока недовырезанного шофера Андре, щенки Хлои, а оставалось вырезать сущий пустяк: Джонни, Филипа… ах да, и Санту, разумеется.

Филип боролся с индейкой. Она была очень большая и не лезла в плиту. Филип пытался растянуть ее в ширину, одновременно прикидывая, сколько времени им с Джонни придется питаться этой горой птичьего мяса. Выходило — до февраля.