Лесли Мэримонт - Озеро любви

— Тетя Мелани, Марк согласен. Мы подъедем после семи. Я только приму душ и переоденусь. Я похожа на пугало.

— Как ты думаешь, сказать Розмари заранее, кто к нам приедет? — спросила Мелани.

— Ни в коем случае, — отозвалась Анна. — Она с ума сойдет. Мне только потому и удалось так быстро вытащить ее из Тихой заводи, что она боялась визита Марка. Все переживала: вдруг он приедет и все поймет. Оливер основательно промыл ей мозги по поводу конспирации.

Краем глаза она отметила, что Марк страдальчески поморщился. Ничего удивительного, что ему стыдно. Ну и хорошо, значит, у него есть совесть. Не то что у его отца.

— Ты ей вообще ничего не говори, — предупредила Анна. — Я сама пойду к ней и все объясню. Не подпускай ее к двери, когда мы позвоним. Лучше ей не видеть Марка, пока я не предупрежу ее.

— Хорошо, но к чему такие предосторожности? Раз она все равно его увидит?

— Если она увидит Марка неожиданно, она тронется рассудком, я тебе точно говорю!

— Но почему?!

— Она вообразит, что за ней с того света явился Оливер. Они с Марком похожи, как две капли воды.

— Куда теперь? — мрачно спросил Марк, выруливая на шоссе.

— Направо. — Анна деловито указывала дорогу. — И по этой дороге, никуда не сворачивая, до железнодорожного переезда. Это недалеко. Всего несколько километров.

Марк в тяжелом молчании выполнял ее указания. Все это ему очень не нравилось. Как бы ни хотелось ему своими глазами посмотреть на ту необыкновенную женщину, которая удерживала отца в плену своих чар целых двадцать лет, желание бежать прочь от ее не менее соблазнительной дочери было еще сильнее. Особенно последние минут пятнадцать-двадцать.

Сразу после телефонного разговора с теткой Анна удалилась наверх. Сказала, что ей необходимо слегка освежиться. Слегка! Это заняло не менее часа! Но зато когда она была готова…

Зеленый — ее цвет, это бесспорно. Особенно этот оттенок. Довольно темный, приглушенный цвет, который служил великолепным фоном для ярких красок, которыми щедро одарила ее природа. Она надела другую юбку и короткую, до талии, кофточку. Юбка была темнее, чем кофта, из летящей легкой ткани. Она была чуть присборена у талии и спадала вниз мягкими складками почти до самых щиколоток. Когда девушка шла, ткань волновалась и закручивалась вокруг ее ног. А на ногах были бронзового цвета босоножки на довольно высоком каблуке. У кофточки были короткие рукава и такой низкий вырез, что носить ее без бюстгальтера было бы просто преступлением. Но даже и с ним бюст ее никак не мог остаться незамеченным. Золотисто-рыжие волосы она зачесала кверху, но вьющиеся прядки искусно выбивались из пучка и шаловливо касались щек и шеи. След его поцелуя на шее таинственным образом исчез.

Грим, догадался он.

Кстати, о гриме. Анна пользовалась косметикой с большим вкусом. Она лишь слегка подчеркнула достоинства своей внешности, чуть оттенила цвет глаз, тронула помадой губы. Ну, а недостатков у нее не было.

Но окончательно Марка повергли ее серьги. Каждая в форме золотого сердечка, с которого свисало множество золотых цепочек разной длины и разного плетения. На кончике каждой цепочки звенела подвеска в форме сердечка, полумесяца или звездочки. Самые длинные цепочки свисали почти до плеч. При каждом движении они звенели, поблескивали и переливались, приковывая взгляд к ее лицу и чистым линиям длинной шеи. Смертельное оружие, и она это знала.

Марк, словно загипнотизированный, смотрел, как она медленно спускается по лестнице. К тому времени, как она достигла последней ступени, он был взвинчен до предела.

Сейчас, судорожно сжимая руль, он размышлял о том, не сделала ли она это нарочно. Только с какой целью она нарядилась? Чтобы отомстить, показать ему, чего он лишается? Или это наступление на жалкие остатки его обороны? Интересно, сказала ли она правду, что пила вино, или соврала, чтобы оказаться с ним в машине? И чтобы он отвез ее обратно после ужина?

К ее чести надо сказать, что она вела себя очень сдержанно. Но вряд ли ей вообще свойственно флиртовать и кокетничать. Впрочем, ей и не надо кокетничать. Достаточно ее молчаливого присутствия, чтобы мужчина потерял голову.

Марк сделал глубокий вдох, надеясь успокоиться, но просчитался. Экзотический запах ее духов не был рассчитан на то, чтобы успокоить мужчину. Скорее наоборот. Легкий, но чувственный, с оттенком ванили… Он всегда любил ваниль.

Кажется, никогда в жизни не испытывал Марк столь сильного возбуждения. Он не мог ни о чем думать, только о сексе. Не произошло ли нечто похожее с его отцом? Не была ли эта женщина, Розмари, настолько сексуально неотразимой, что он забывал обо всем? О жене. О клятве у алтаря. О чести и порядочности.

И теперь у Марка такое чувство, что он играет роль в старой пьесе. В пьесе, где до него были заняты другие актеры и где все реплики уже известны.

— Скажи, а ты очень похожа на свою мать? — вдруг спросил он.

Она повернула голову, звякнув сережками, и пристально посмотрела на него. Но он не смотрел на нее, он смотрел на дорогу.

— Говорят, что похожа, — улыбнулась Анна. — Но я считаю, что мама гораздо красивее. Я выше и крупнее. И сильнее, — добавила она после легкой паузы.

На что она намекает? Или просто предупреждает, чтобы он был поосторожнее с Розмари?

— Далеко еще? — сухо спросил он.

— Переедешь мост и сразу же поверни направо. И потом сразу же налево. Там дома только с одной стороны. Дом тети Мелани почти в конце. Он двухэтажный, внизу гараж на две машины и большое крыльцо. Его издалека видно. Но я тебе скажу, когда остановиться.

Повинуясь ее указаниям, через несколько минут он остановился у двухэтажного дома из светлого кирпича. Он его сразу узнал по описанию Анны. Это был типовой дом, но очень симпатичный, даже оригинальный. Особенно эта необычная линия крыши.

Марк никогда не отличался профессиональным снобизмом. Да и типовые дома за последние годы изменились. Не то, что однообразные коробочки, которые строили в шестидесятые. И потом, не каждому по карману заказать архитектору индивидуальный проект.

Пока они шли по дорожке к крыльцу, Анна рассказывала:

— Муж тети Мелани работает на местной электростанции. Сегодня у него вечерняя смена — с четырех до полуночи. Так что его дома не будет. У меня есть и двоюродные братья. Они все старше меня, женаты и живут отдельно от родителей.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — с подозрением спросил он.

— Да просто так. Думала, тебе интересно.

И она улыбнулась — просто и мило. Почти кокетливо.

Ему было интересно лишь одно — что она задумала. А она явно что-то замышляла, и ему это не нравилось. Это пахнет опасностью. Да еще ее духи. Такие сладкие, что так и хочется попробовать ее на вкус. Везде.