Жаклин Филлипс - Нежные сумерки

— Я подумала, может, мне искупаться?

— Не советую, — отозвался Гатри. — Вода холодная.

— У нас в Англии, — напомнила Дороти, — купаются только в холодной воде.

— Лучше тебе просто ополоснуться из этого. — Он передал ей красное пластиковое ведро. — Я так обычно делаю. Если ты подождешь, я разведу костер и подогрею для тебя воду в котелке.

— Нет, я искупаюсь, — решила все-таки Дороти.

Гатри усмехнулся с недоверием, как ей показалось.

— Что ж, поступай как знаешь, но если ты передумаешь, то предложение остается в силе.

— Я не передумаю, — ответила она упрямо. — Мы, англичане, крепче, чем ты думаешь.

Она не догадалась захватить с собой купальник, и, хотя ей хотелось сбросить с себя всю одежду, мысль о глазах Гатри, могущих следить за ней, остановила ее: Дороти отправилась купаться в футболке.

У самого берега она обнаружила естественную площадку, образованную искривленными корнями деревьев и набившимися между ними песком и сухими листьями. Спустившись вниз, она заметила Гатри, набиравшего воду. Он был раздет до пояса, и Дороти залюбовалась его гладкой, коричневой от загара спиной, сильными мышцами, напрягшимися, когда он доставал ведро.

При ее приближении он обернулся, и его взгляд, в свою очередь, упал на ее стройные ноги. Дороти с независимым видом подошла к краю берега и попробовала воду. Она была не просто холодной, она была ледяной.

— Ты точно не передумала? — спросил Гатри с иронией, заметив, как она невольно вздрогнула от соприкосновения с водой.

— Передумала? — смело отозвалась девушка. — Конечно нет!

И прежде чем она действительно могла бы передумать, Дороти нырнула в воду. В первую секунду у нее перехватило дыхание. Она могла только лишь беспорядочно бултыхаться, отчаянно хватая ртом воздух.

Гатри обливал себя на берегу из ведра.

— Ну как водичка? — крикнул он, усмехнувшись.

— Прелестно, — сумела выдавить из себя Дороти, не желая уступать ему. — Весьма освежает!

Гордость заставила ее оставаться в воде все время, пока Гатри не закончил свою процедуру и не начал вытираться. Она так замерзла, что, пожалуй, и не смогла бы самостоятельно выбраться на берег, если бы Гатри не протянул ей руку.

— Я сдаюсь, — проговорил он, набрасывая на нее полотенце и энергично растирая. — Забираю обратно все свои слова насчет того, что ты недостаточно крепка. Я думал, что ты не продержишься и десяти секунд!

— Мне показалось, прошло десять часов! — призналась Дороти, стуча зубами. Но интенсивные растирания Гатри постепенно согрели ее.

Она села у костра и принялась расчесывать волосы; Гатри готовил чай. Он снял котелок с огня, бросил туда несколько чайных листов и оставил возле огня завариваться.

Согревшись и обсохнув, Дороти почувствовала прилив сил и бодрости. Воздух был чист и свеж, с привкусом эвкалиптовых листьев, что валялись во множестве под ногами, и кострового дымка. Попугайчики покрикивали и посвистывали над головой, а по озеру величаво плыл пеликан.

— Красиво здесь, — проговорила Дороти, когда Гатри стал разливать чай в эмалированные кружки. — Я только сейчас поняла, как здесь красиво.

— Это и есть настоящая Биндабурра, — сказал Гатри, протягивая ей кружку. Дороти приняла ее и подула на чай.

— Похоже, я все время думала, что бы приготовить на десерт и не подгорело ли что-нибудь в духовке.

На самом деле большую часть времени она думала о самом Гатри, но вряд ли стоило говорить ему об этом.

— Бедная Дороти! — Гатри присел возле нее на поваленный ствол дерева, аккуратно проследив, чтобы случайно не коснуться ее. — Дома, наверное, ты не раздумывала подолгу, что приготовить на десерт?

— Нет, — неторопливо ответила Дороти. Ее лондонская жизнь показалась ей вдруг странно далекой и нереальной. Прихлебывая чай, она смотрела на воду, в которой отражалась ясная синева неба.

— Должно быть, тебе здесь очень скучно, — в голосе Гатри прозвучала странная нотка. — Готовка да уборка, наверное, не могут сравниться с актерской жизнью в Лондоне. Мне казалось, что ты должна рваться домой, к своему романтическому образу жизни.

— Все думают, что актерская жизнь полна романтики, но это не совсем так, — ответила Дороти. — Конечно, прекрасно, когда ты задействована в хорошей постановке, да и просто играть на сцене доставляет огромное удовольствие, но я большую часть времени просиживаю у телефона в ожидании звонка от агента или торчу часами на съемочной площадке, где ставят какую-нибудь «мыльную» оперу, чтобы сыграть случайную роль. На самом деле, все это весьма скучно. — Эта мысль только сейчас пришла Дороти в голову, и она очень удивилась ей.

— А я представлял, как ты продираешься к машине через толпу поклонников, чтобы пронести ночь в каком-нибудь шикарном клубе после очередного аншлага.

— Я тоже частенько такое представляю, — казала Дороти, слегка устыдившись. — Я притворяюсь, что я известная актриса, но это совсем не так. Вершиной моей карьеры явилась второстепенная роль в пьесе, которую свернули через две недели. — Она посмотрела в свою чашку, вспоминая, как разнесли эту постановку критики. — Это было просто ужасно.

— Ты меня удивляешь, — проговорил Гатри, изучая ее профиль. — Уж чего-чего, а умения держать публику в напряжении тебе не занимать, как я погляжу.

Дороти покачала головой.

— Это я в жизни актриса, а на сцене, по правде говоря, я не так уж хороша. Мой агент однажды сказала мне, что я растратила свой актерский талант за пределами сцены. Удивительно, как я только прошла в драм-школу, хотя мне там очень нравилось. Отец хотел, чтобы я занялась чем-нибудь более серьезным, например, поступила на курсы секретарей, но не думаю, чтобы из меня получился хороший секретарь.

Улыбка затеплилась в уголках рта Гатри.

— Да, для секретарши ты слишком взбалмошна.

Дороти покачала головой.

— Я была бы очень рада получить роль, — проговорила она, — хотя бы для того, чтобы доказать, что я чего-то стою. Между ролями мне приходится подрабатывать официанткой.

— Официанткам не по карману прыгать в самолет и мчаться в Австралию, — заметил Гатри.

— Отец одолжил мне денег, я уже говорила. Он сказал, что я должна поехать посмотреть Биндабурру, как того хотел дядя Стив. Пьесу как раз прикрыли, и на примете вроде бы ничего не было, так что я села на первый самолет и прилетела. Честно говоря, я была рада сбежать оттуда. Ясно было, что мне не суждено стать большой звездой.

Солнце потихоньку садилось, окруженное ореолом багрового и золотого цветов, светлая кора эвкалиптов окрасилась в нежно-розовую. Некоторое время они сидели молча, следя за двумя пеликанами, скользящими по водяной глади.

— Ну, по крайней мере, Ральф считает тебя звездой, — произнес Гатри как-то неохотно.