Мэг Кэбот - Королева сплетен выходит замуж

Но мое сердце все равно совершает мертвую петлю, когда я вижу его.

Я покойница. Я знаю это точно. Я так надежно и глубоко вляпалась.

И самое худшее из всего, не считая проблемы, которую, я знаю, я навлекаю на людей, о которых забочусь - Шери и конечно же Люке - это то, что меня это даже не волнует.

Вдруг Роза толкает меня, говоря:

- Твоя очередь.

Я понимаю, что это время для меня, чтобы занять место за кафедрой рядом с алтарем. Моя рука выскальзывает из руки Чаза, и я встаю, а он шепчет мне:

- Вперед, чемпион.

Тогда я иду к кафедре, листок бумаги с напечатанными словами, выбранными для меня отцом Джимом и мамой, чтобы я их прочла — Евангелие от Иоанна — смялся в моих немного потных руках. Я взбираюсь на кафедру и возякаюсь с микрофоном, пока он не устанавливается на нужный уровень, и затем смотрю на море лиц передо мной.

Вау. Я и не думала, что у бабушки столько друзей.

Потом я поняла, что у нее их не было. Это друзья моих родителей. Я вижу доктора и миссис Дэннис, Шэри и ее родителей, и даже на задних рядах Пенбейкеров, родителей Кати. Я вижу своего детского дантиста, и, что очень смущает, моего гинеколога. Мило.

Я замечаю, что не вижу одного лица - лица моего жениха.

Но это нормально. Потому что мы расстались.

И я сплю с его лучшим другом.

- Хм, - говорю я. Мой голос раздается удивительно громко по всей церкви. Я разворачиваю бумажку, которую дала мне мама. "Чтение из Святого Евангелия от Иоанна." Что мой гинеколог здесь делает? Я понимаю, что она и гинеколог мамы А может быть, и Розы и Сары, а, может, и всех, кого я знаю. Но знала ли она бабулю? Была ли она гинекологом и бабули? Ходила ли вообще бабуля к гинекологу? Это совершенно странно. Я никогда не думала о влагалище бабушки. Я не хочу думать о влагалище бабушки. Не здесь, не на ее похоронах. В церкви. Пока я читаю из Библии.

- Иисус сказал своим ученикам...

Ого, мой голос звучал громко. Почему я читаю о Иисусе? Меньше всего бабушка заботилась о Иисусе. Я имею в виду, если в этом мире есть какой-нибудь суд, тогда она с Иисусом, но также есть возможность, что она с Дьяволом, в Аду, как сказал Чаз. То есть, если ад существует. И если туда попал Элвис, то есть я не говорю, что он обязательно туда попал, то в Аду куда более интересно, нежели в Раю. Не так скучно, по крайней мере. Я надеюсь, бабуля скорее попала в Ад.

- Не заставляйте ваши сердца утруждаться.

Я бы предпочла быть в аду. Конечно, если Элвис там. И Шекспир. И Эйнштейн. И бабуля. И Чаз.

-Знаете что?

О, Боже. Все на меня смотрят. Мама выглядит так, будто у нее закупоривание сосудов. Ей не следовало просить меня читать. Она должна была догадаться, что произойдёт.

-Мое сердце в затруднении.- Говорю я, кладя листок с отпечатанным на нем Евангелием. - Оно в затруднении, потому что я не думаю, что это то, что моя бабушка хотела услышать на своих похоронах. Не поймите меня не правильно, думаю, что это всё довольно мило. - Я уверенно посмотрела на отца Джима, который выглядел довольно встревоженным (так же я отметила, что молодые священники, кажется, восхищены таким необычным поворотом событий - кроссовки, одетые под их сутанами казались осквернением святого.)

- Просто мне не кажется, что все, что было сказано, говорит что-то на самом деле значимое о моей бабушке. Поэтому я взяла на себя ответственность по подготовке отдельной речи, которую я сделала сегодня утром. - Я вытащила другой листок из черного винтажного жакета, на нем были написаны слова песни. - Это слова песни, которой моя бабушка по-настоящему восхищалась. Не беспокойтесь - я не собираюсь ее петь. - Я отметила, что мои сестры заметно расслабились. - Но мне кажется, что очень важно поминать тех, кого мы потеряли вещами, которые ушедшие действительно любили... И я знаю что-то, что бабуле действительно нравилось. Так что, Бабуль... Это для тебя. Где бы ты ни была.

И дальше я начинаю читать по бумажке:

- В кармане - проездной в один конец.*

(* здесь и далее слова из песни AC-DC - Highway to hell)

Я рискнула поднять кроткий взгляд вверх. Я отметила, что собравшаяся паства уставилась на меня, причём большинство с раскрытыми ртами. В частности моя мама, она была ошеломлена. Отец, однако, улыбался. И его улыбка становилась шире с каждым моим сказанным словом.

- Никто меня не остановит... Я еду по шоссе в ад!

Теперь еще больше улыбок присоединились к папиной. Анджело тоже улыбался. И Чак, даже Сара, казалось, немного ухмылялась.

Но и это уже слишком много.

За исключением Чаза. Он заметно усмехается. И показывает мне большие пальцы.

Я улыбаюсь ему.

- Спасибо, - скромно говорю я прихожанам. И спускаюсь с кафедры.

- У тебя была весьма интересная речь, - сказала мой бывший гинеколог, доктор Ли, через час, когда мы все вернулись в дом моих родителей для закуски после похорон.

- Спасибо, - говорю я. У меня в руках пластиковая тарелка, на которую я сгромоздила такой количество разных печений, которые только смогла найти. Спасибо всем приглашенным гостям и соседям, которые не поскупились в количестве принесенных хлебо-булочных изделий в последние несколько дней, благодаря им печенья получилось достаточно много.

Я ни с кем не поделюсь этим печеньем. Я съем их все сама.

- Эта песня "The Kinks"? - спрашивает доктор Ли.

- AC/DC, - говорю я.

- О, ну конечно, - говорит доктор Ли, - как глупо с моей стороны.

Она отдрейфовывает и Чаз незамедлительно занимает ее место. Он держит тарелку, на которой лежат две разные самосы, корейское барбекю, куриный сатей и холодная кунжутная вермишель. Могу с уверенностью сказать, что он подошел к столу, когда студенты моего отца раскладывали принесенную ими еду.

- Как дела? - хочет он знать.

- Превосходно, - говорю я, - Моему гинекологу понравилось.

- Уже двоим, - говорит он.

- Двоим?

- Мне понравилось,- говорит он, глотая куриное сатей.

- Ну, - говорю я. - Верно. Папе тоже понравилась. И Чаку и Анджело. И Саре, я думаю.

- Итак, пятерым, - говорит Чаз. - Из двухсот. Не плохо.

- И как ты думаешь, можем ли мы свалить отсюда?

- Я только что хотел задать тебе такой же вопрос.

- Дай мне еще пятнадцать минут,- говорю я, - У мамы еще не было шанса устроить мне головомойку.

- Хорошо. Для чего мы вообще тут торчим?

- Чтобы она почувствовала себя лучше?

- Ты действительно хорошая дочь, - говорит Чаз. - Я говорил, как ты сексуально смотришься в этой юбке?

- Где-то раз двадцать.

- Ты сексуально смотришься в этой юбке.

- Двадцать один.

- Без всего ты выглядишь еще сексуальнее. А знаешь, в чем ты еще выглядишь сексуально? В тех крошечных полотенцах из отеля "Рыцарское Пристанище".

- Дай мне десять минут, - говорю я.

- Пойду, проверю, не заблокировал ли кто арендованную машину, - говорит он и оставляет свою пластиковую тарелку.