Джуди Спенсер - Рабыни рампы

- Отправляйся спать, - внезапно сказала она. - Нам завтра рано вставать. Могу побиться об заклад, люди уже сейчас занимают очередь у площадки для просмотра.

- Послушай, - сказала Карен. - Только сейчас я осознала: с тех пор, как я сюда въехала, тебя не мучили по ночам кошмары.

- Нет, не мучили, - Лейк широко улыбнулась ей. - Ни одного не было. Ну, что скажешь?

Карен покачивала головой, ничего не понимая.

- Может, я сверхъестественное существо? Как ты думаешь?

- Да, ты ужасное существо, - сказала Лейк и выключила свет. - А теперь отправляйся в кровать!

В пять утра город мог показаться самым прекрасным местом на земле. На пустынных улицах царила тишина. Если вы возвращались из-за города, то могли в этот час почувствовать, что Нью-Йорк принадлежит исключительно вам. Если вы не ложились спать всю ночь, размышляя над своей судьбой, то могли выглянуть в окно и полюбоваться тем, как легкие предрассветные сумерки обмывают город, обновляя его, вселяя в вас надежду. Потом можно было отправиться в кровать и поспать немного, а затем проснуться готовым к восприятию мира заново.

Если вы проснулись в пять утра мерзким февральским утром, чтобы занять очередь вместе с пятьюдесятью тысячами других безработных актеров в призрачной надежде за одну только ночь достичь звездных вершин на Бродвее, город покажется вам отвратительной старой шлюхой с астматическим кашлем, насморком и со склонностью к бреду. Да и сам февраль отнюдь не подарок. Он отличается от всех остальных месяцев наибольшей популярностью самоубийств. Отпускники сделали все, что могли, выбрав город для празднования дня святого Валентина, когда соединяются сердца возлюбленных, - 14 числа, но и это не помогло. Февраль был настолько же привлекателен, как и сам Нью-Йорк, если только воспринимать его до пяти утра.

Как и подозревала Лейк, несколько крепких бедолаг провели здесь всю ночь, чтобы попасть в верхнюю часть длинного списка. Но далеко не все придерживались распространенного правила - первым пришел, первым обслужен. "Первым пришел, первым позабыт", - горько усмехались они.

Во всяком случае, когда в семь тридцать утра Лейк с Карен подошли к месту прослушивания, то получили соответственно 130-й и 131-й номера. Но это было по предварительной записи, которую вели актеры под номерами 1-й, 2-й и 3-й.

Они простояли в очереди, трясясь от холода, два с половиной часа. Потом какой-то чиновник создал настоящее столпотворение, объявив, что начинается регистрация кандидатов по новому, единственному и подлинному списку. После этого безумия многие актеры, стоявшие в хвосте, отказались от этой затеи и отправились по своим обычным делам - кто на работу, а кто на ее поиски. В любом случае их больше здесь не видели. Тех, имена которых значились в верхней части нового списка, как и тех, кому больше нечем было заняться, пригласили в подвальное помещение театра. Оно было большое, довольно чистое и, слава Богу, там было тепло.

Какой- то сердобольный юноша предложил сбегать через улицу за горячим кофе. Его забросали предложениями, и лицо у него вытягивалось по мере составления списка желающих. Выпив крепкого кофе из бумажного стаканчика с щедрой порцией сахара, Карен воспрянула духом. С интересом принялась она наблюдать за поведением актеров. Высокая грациозная девушка, казалось, впала в транс, на ее лице появилась маска отрешенной сосредоточенности. Рядом с ней другая девушка распевала гаммы, стараясь, вероятно, согнать со связок осадки утреннего тумана. Недалеко от нее небольшая группа обменивалась информацией: бесспорно, наилучший учитель танцев, замечательный режиссер для пьес Шекспира, просто чудесный терапевт, который творит чудеса с творческими людьми и берет за услуги совсем недорого. И, само собой разумеется, они обсуждали другие прослушивания.

- А вы ходили на прошлой неделе на прослушивание для "Песни ангела"?

- Ну и зоопарк! Никогда в жизни не видела более ужасной организации. Честно, если они не умеют толком провести прослушивание, то что можно ожидать в таком случае от представления?

- Это был пустой номер. Книги вызовов были подделаны, в них кто-то поработал. В прошлый вторник я должна была почитать с листа для какого-то театра на Бродвее. Там они попросили кандидатов импровизировать. Почему они это сделали? Да потому, что у них не было даже сценария!

Все вокруг одобрительно закивали. В этой лотерее не выиграть, прокомментировал кто-то.

Актеры по-разному коротали время - одни отдавались медитации, другие выщипывали брови и пудрили лица, третьи отбивали степ, четвертые учились степу у тех, кто умел это делать, пятые читали сценарии, шестые их писали, седьмые составляли письма или какие-то документы, но любимым времяпрепровождением для всех было изложение кратких данных о себе на обратной стороне фотокарточек размером 8x10.

Какой- то юноша занимался "тай чи" -восточными упражнениями, - и казалось, что он исполняет балет под водой. Очертания его движений грациозно расплывались, переходя из одного в другое, и все это не имело конца. Он не остановился даже тогда, когда вышел администратор и по списку назвал первые десять имен.

- Пожалуйста, передайте мне ваши фото и краткие данные. И приготовьтесь к исполнению шестнадцати тактов в быстром темпе.

- Ненавижу пение, - скорчила гримасу Лейк, подтолкнув локтем Карен. - Волнуешься?

- Я, по-моему, единственная из кандидаток, которой здесь не место, - сказала она, пытаясь улыбнуться.

- Что им нужно - грудной или драматический? - крикнул кто-то, подводя черту под множеством обычных вопросов и мнений.

Карен запаниковала.

- Я даже не знаю, что это значит.

- Успокойтесь, - юноша, который принес ей кофе, с улыбкой глядел на нее. - Грудные голоса - это такие, как у Ширли Джонс, а драматические - как у Этель Мерман.

- А Джолсон?

- Ах, Джолсон! - ухмыльнулся он. - Это что - ваше имя?

- Разве это видно?

Он похлопал ее по плечу.

- Не переживайте. Здесь собрались на прослушивание хорошие люди. Такое бывает не всегда.

Перехватив его взгляд, Лейк дружески улыбнулась ему. Родственные души - он и она, которым выпало присматривать за новенькой. Но он сразу потупил взгляд. Он ее испугался.

- Желаю успеха, малышка, - он отвернулся, взъерошив волосы Карен.

- Я не желаю, чтобы со мной обращались как со щенком, - воскликнула Карен обидчивым тоном.

- Цыц, Дружок, цыц, милый Дружок! - произнесла Лейк визгливым голосом и, поцокав языком, произвела звуки, похожие на поцелуи, которыми на Парк авеню солидная матрона успокаивает расшалившегося пуделя, - не будешь вести себя хорошо, не получишь вкусной косточки.

В Лейк тут же полетел пустой стаканчик из-под кофе.

- Хорошо же, Истмэн! Больше ты никогда не получишь мою шелковую блузку.