Эстер Росмэн - Без покаяния. Книга вторая

— Может, мы прогуляемся по саду? — спросил он. — Сегодня такой удивительный день. Вам это наверняка не повредит.

Она мягко улыбнулась.

— Думаю, вас просто подослал ко мне мой доктор.

Он смотрел на ее красивое лицо, и сердце его сжималось от боли.

— Нет, я и сам вижу, что прогулка будет вам на пользу. Надо же хоть немножко разогнать кровь.

— Я очень слаба. Далеко мы вряд ли уйдем.

Он помог ей выбраться из шезлонга, предложил руку, и они не спеша двинулись в сторону Тред Эйвон. Элиот вспомнил о своих одиноких прогулках по Парижу, во время которых он всегда представлял себе, что она идет рядом. И вот наконец они гуляют вместе. Ее рука легко лежала на сгибе его локтя, и он чувствовал эту руку через ткань пиджака и рубашки, и в то же время он ощущал, что между ними — непреодолимое расстояние. Она так далека от него, ее душа не здесь, не с ним. Сумеет ли он когда-нибудь вернуть ее? Какая-то связь еще жива, какая-то незримая ниточка протянута между ними, но он не пытался притянуть ее к себе за столь тонкую нить, боясь, что и та оборвется. Все это приводило его в отчаяние.

— Я понимаю, почему вы здесь, Элиот, — вдруг сказала она, видя, что он погрузился в горестное молчание. — За прошедшие месяцы вы ни разу не побеспокоили меня, как и обещали, и я вам благодарна, это мне было просто необходимо тогда. Но и сейчас… Я хочу, чтобы вы знали: ничего не изменилось.

Он остановился.

— Бритт, так не бывает, чтобы ничего не менялось! Теперь вы вдова. Вы свободны.

Она смотрела на воду, на лице ее проступила тревога.

— Нет, я не могу думать об этом, как вы, — проговорила она дрожащим голосом. — Не могу.

— Почему? Я еще мог понять, почему вы решили расстаться со мной прежде. Мне это было очень больно. Но тогда я хотя бы понимал вас. Теперь же…

— Элиот, пожалуйста, не начинайте все сначала. — Ее рука исчезла со сгиба его локтя. — Я знаю свои чувства.

— Вы не должны позволять чувству вины управлять вашей жизнью. Неужели вы не понимаете? Единственное, что стояло между нами, осталось в прошлом. Мы оба достаточно настрадались от этого, но теперь все осталось позади. Все, что я прошу, не отнимайте у меня надежду. И очень бы хотелось, чтобы вы открыли мне свои мысли.

Она покачала головой.

— Нет, Элиот. Счастья на несчастьях других не построишь, а мы с вами в свое время перешагнули эту черту. Мы слишком много плохого сделали с вами вместе. Я не смогу быть в ваших объятиях без горестных и постыдных воспоминаний. Каждый час, что я тогда, осенью, провела с вами, оплачивается теперь моими мучениями и болью.

Элиот посмотрел на нее и заметил слезинку, выползшую на щеку из-под оправы защитных очков. Протянув руку, он снял их, чтобы увидеть глаза. Они были красными и опухшими. И она заплакала, закрыв лицо ладонями. Он одной рукой обнял ее за плечи, а другой — гладил по голове. Ее горе, ее неподдельные страдания он чувствовал и переживал очень остро, как свои собственные.

— Знайте, Бритт, я люблю вас, — вымолвил он наконец. — Это не переменится. Никогда не переменится. — Она заплакала еще горше, почти зарыдала, и это разрывало его сердце. — Не можете же вы страдать так всю оставшуюся жизнь, Бритт, — настаивал он на своем. — Вы должны перестать терзать себя.

— Я понимаю, — сказала она, — всхлипывая и пытаясь успокоиться. — И я справлюсь с собой хотя бы ради Тедди. Я просто обязана это сделать. Но сейчас… Нет, видно, не так просто преодолеть все это.

Элиот продолжал поддерживать ее за плечи.

— Конечно, прошло всего полтора месяца с тех пор, как погиб Энтони. Никто не говорит, что такие вещи забываются бесследно, но со временем, я уверен, горе притупится… А пока я прошу вас только не лишать меня последней надежды.

Бритт вытерла щеки тыльной стороной ладони.

— Поверьте, Элиот, я не ищу способа наказать вас. Я бы и рада утешить вас и ободрить, но увы… Я обязана быть с вами честной до конца, и я говорю вам — нет.

— Но вы хотя бы позволите мне вновь увидеться с вами? — спросил он с невыразимой болью в голосе.

Она прикусила губу, помолчала, потом медленно проговорила:

— Меньше всего я хотела бы сделать вам больно, Элиот, но, мне кажется, это никому из нас не принесет добра.

Он заглянул в ее заплаканные серые глаза с видом человека, потерпевшего поражение в суровой битве.

— Не говорите только слова «никогда». Пожалуйста.

— Хорошо, Элиот. Я не скажу его, этого слова. Но я ничего не могу вам обещать.

— Как я узнаю, когда придет время?

— Если такое время придет, я сама дам вам знать, — сказала Бритт.

— А тем временем я буду ждать. Все, что я могу, — только ждать.

Бритт кивнула, почти уже справившись с собой.

— Элиот, я не могу сказать вам ничего, что обрадовало бы вас. Многие вещи перестали для меня существовать.

— Верю, что вы говорите искренне. Но я хочу, чтобы вы знали: у меня есть все основания утверждать обратное. И я не откажусь от надежды. Ни за что не откажусь, — сказал он дрожащим голосом.

Бритт попыталась улыбнуться, но не слишком преуспела в этом. Она опустила глаза, повернулась и медленно пошла к своему шезлонгу. Элиот увидел, как легкий теплый ветерок шевелит прядь ее волос, и так отчаянно захотел ее, что с трудом смог с собою справиться. Потом он догнал ее, взял за плечи и повернул к себе, чтобы видеть ее лицо.

— Сейчас я уеду, — сказал он тихо. — Я уже достаточно терзал вас, для одного дня это слишком…

— Элиот, — сказала она чуть не плача, — мне бы не хотелось, чтобы вы так уезжали.

Его глаза подозрительно замерцали, но он умудрился улыбнуться. Затем он вернул ей на лицо защитные очки, наклонился и легонько поцеловал в губы. Бритт поначалу отпрянула, но потом взяла его за руку. Однако взглянуть ему в глаза все же не смогла, а лишь прошептала:

— Я так виновата… Мне бы хотелось, чтобы ничего этого не случалось.

— Что бы вы ни говорили, нас соединяет нечто совершенно особое. Никто не сможет лишить нас этого. Никто и никогда. — Она кивнула в знак согласия и прикусила губу. Он взял ее под руку, и они вернулись на склон, туда, где стоял шезлонг. Бритт устало опустилась в него, их недолгая прогулка ее изнурила. Усевшись, она подняла на него глаза и сказала:

— Мы с Эвелин владеем поместьем «Роузмаунт» и говорили с ней о его продаже. Может, здесь есть что-то, что вам дорого? Ведь это и ваш дом тоже, вы здесь жили, провели свое детство. Что вы думаете о ялике? Может, возьмете его? Уверена, что Энтони понравилось бы, что он стал вашим.

Он покачал головой.

— А вы не думаете, что в один прекрасный день ваш сын с радостью получил бы такой подарок? — Он с грустью посмотрел на нее. — Единственное, что я хотел бы забрать отсюда… Да вы и сами знаете, Бритт.

Она продолжала смотреть на него снизу, из шезлонга, и взгляд ее был преисполнен мучительной боли. Не смея еще раз прикоснуться к ней, он лишь почти неосязаемо провел кончиками пальцев по ее щеке, затем повернулся и медленно пошел к дому.